Древняя история и традиционная культура - Шатин А.Ю.
Скачать (прямая ссылка):
Наиболее активную позицию занимали служащие советских учреждений, в большинстве своём являвшимися представителями интеллигенции. Они были недовольны проводимыми мероприятиями и обвиняли власть в очередном обмане народа. Сотрудники Губземотдела и Губсоюза считали, что «советская власть берёт ценности без всякого согласия священников и народа, выпуская ложные воззвания»16. Уверенность в том, что золото, взятое из церквей, уйдёт не на голодных, а за границу в уплату царских долгов выражали некоторые работники Губисполкома. Со временем характер высказываний становился всё более резким, а количество критикующих только росло, что дало возможность следственным органам обвинить служащих советских учреждений в «самой разнообразной контрреволюционной агитации»17.
Парадоксально, но несмотря на столь недружелюбное отношение населения к происходившему, в Тюменской губернии не зафиксировано ни одного крупного выступления против изъятия.
Ещё до начала кампании, анализируя обстановку в Тобольском уезде члены комиссии предполагали, что «могут произойти нежелательные эксцессы». Настроение населения характеризовалось как «самое скверное», отношение масс «в большинстве отрицательное». Почему же все ограничилось лишь «агитацией», «глухим ропотом» и «выкриками»?
Во-первых, очень многое зависело от позиции местного духовенства. В Тюменской
Изъятие церковных ценностей из православных храмов.
145
губернии оно не препятствовало изъятию ценностей, до тех пор, пока дело не доходило до конфискации предметов необходимых в богослужебном культе. Церковные каноны запрещали под угрозой отлучения и низвержения от сана использовать священные предметы для небогослужебных целей. Тем не менее, даже в случае насильственного изъятия самого необходимого, патриарх Тихон предлагал клиру воздерживаться от ответных насильственных действий18. Епископ Иринарх (Синеоков-Андреевский), в свою очередь призвал верующих Тюменской губернии: «... не допустите чтоб скорбь ваша перешла в грех. с покорностью, спокойствием и благоразумием отнестись к. отобранию излишка
19
ценностей»
Во-вторых, определенную роль сыграла умелая пропагандистская кампания, развернутая властями. Ее идеологи понимали, что прихожане без сопротивления не пустят представителей атеистической власти в храмы, тем более не отдадут церковной утвари, само прикосновение к которой мирских людей было недопустимо. Поэтому официальным лозунгом стала не борьба с религией и церковью, а исключительно помощь голодающим. Для того чтобы сформировать положительное общественное мнение была тщательно спланирована и продумана до мелочей газетная кампания, призванная привлечь на сторону изъятия не только атеистов, но и самих верующих. Страницы периодических изданий пестрели сообщениями о якобы поступающих к советскому правительству от всех групп населения: «от крестьян, православных учителей, от сельсоветов, от священников, архиепископов, мулл, раввинов»20 ходатайствах об изъятии церковных ценностей. Ни один номер местной периодической печати не обходился без сообщения о бедственном положении голодающих. Не были редкостью и статьи за подписью самих «верующих», а так же пострадавших от голода. Они призывали прекратить переговоры со «святыми отцами», действовать быстрее и вынести ценности из церквей. Публиковались сообщения
о личных пожертвованиях в фонд помощи голодающим от духовенства. К примеру, газета «Тобольский Север» сообщала, что прихожане села Агальчинского попытались не пустить комиссию по изъятию ценностей в церковь. Тогда священник Андрей Казаков «вышел на паперть и обратился к народу с речью. Затем,
сняв с груди крест, сказал - «Я жертвую от себя», после чего толпа разошлась21.
Но властям не нужна была церковь-союзница. Созданная на страницах газет картина стремления к сотрудничеству, взаимодействию с представителями церкви в деле помощи голодающим оказалась лишь частью плана по внесению раскола во вну-трицерковное единство. Зачастую тон статей резко менялся с хвалебного на ругательный. Журналисты рапортовали с мест о сопротивлении части духовенства, «змеином шипении по адресу коммунистов», «брани по адресу Советской власти и даже зачастую рукопашной»22. Все священнослужители и прихожане делились прессой на «честных верующих и их пастырей», которые выступают за полное изъятие церковных ценностей, и на «врагов республики, которые усердно молятся богу об избавлении от большевизма, и согласны скорее сдохнуть, чем работать на пользу страны»23. Поэтому газетная кампания в первую очередь была призвана придать образу врага в лице духовенства ещё более чёткое очертание. Обвиняя церковь в сокрытии ценностей, в нежелании спасти голодающих, власти намеривались найти повод для изъятия ценностей на народные нужды.
В-третьих, сглаживанию острых углов способствовала и гибкость работы уездных подкомиссий. Если руководители изъятия ответственно подходили к операции, если была проведена большая подготовительная работа, грамотно организована агитационная кампания, то препятствий со стороны населения, как правило, не встречалось.
