Из Истории отечественной фонологии - Реформатский А.А.
Скачать (прямая ссылка):
111
«. . . П. С. Кузнецов излагает свои взгляды на фонему. Автор отмечает, что звуки речи могут находиться в двух позициях: в позиции максимум и позиции минимум. Соответственно отому фонемы определяются как: „. . . звуки, могущие служить единственным средством различения морфем в позиции дифференциаций максимум звуков данного класса". В позиции минимум выступают варианты и вариации фонем. Варианты фонем также „обладают известной различительной силой" в том смысле, что они противопоставляются другим фонемам языка».
В дальнейшем С. В. Протогенов правильно отмечает один из основных тезисов МФШ у П. С. Кузнецова: «П. С. Кузнецов позиции гласных под ударением и без ударения определяет как разные позиционные условия и указывает на необходимость для определения фонем постановки звуков в „позиционно тождественные условия". Он возражает против точки зрения представителей Пражской школы, выделяющих корреляции ударная — безударная гласная и считающих ударную гласную и соответствующую безударную разными фонемами». Аналогичной интерпретации подвергает С. В. Протогенов и статью А. А. Реформатского (1941) и, в частности, отмечает то место, где сказано, что позиция «. . . существует не в отношении фонем, а в отношении дифференциалов фонем» и что «позиции в отношении одних дифференциалов могут быть сильными, а в отношении других — слабыми, а так как фонема имеет в своем составе несколько дифференциалов, то фонема может как бы находиться одновременно и в сильной позиции, и в слабой».
Отметив заключительные тезисы статьи А. А. Реформатского, С. В, Протогенов по поводу одного из них пишет: «. . . А. А. Реформатский говорит о ряде, состоящем из основного вида и всех вариантов, т. е. возможно о том, что Р. И. Аванесов в дальнейшем назовет фонемным рядом».
В заключение этого раздела своей статьи С. В. Протогенов пишет: «Как видно из анализа первых работ Н. Ф. Яковлева, П. С. Кузнецова, А. А. Реформатского, Р. И. Аванесова и В. Н. Сидорова, у нас в 30-е и начале 40-х годов создается новое направление в области фонологических исследований», к чему дается сноска об А. М. Сухотине и указываются его примечания к переводу книги Э. Сепира «Язык» и совместная с К. К. Юда-хиным статья в сборнике «Письменность и революция» (1933, № 1, стр. 10). Только после всего приведенного С. В. Протогенов переходит к анализу новых взглядов Р. И. Аванесова 50-х годов. Такой порядок изложения гораздо убедительнее и реальнее, чем избранный М. Халло в его указанной выше статье. Четко и по существенным пунктам проанализировав теоретическую главу «Фонетики современного русского литературного языка» (1956) 112
А. А. Реформатский
и несколько статей П. С. Кузнецова и А. А. Реформатского (50-е—60-е годы), С. В. Протогенов приходит к выводу: «Как видно из этого краткого изложения взглядов на фонему основателей московской школы, фонологические концепции А. А. Реформатского, Р. И. Аванесова и П. С. Кузнецова переросли в самостоятельные учения. Однако, несмотря на серьезные расхождения как в фактическом плане, так и в терминологическом, фонологические исследования указанных авторов . . . имеют целый ряд общих моментов, что и создает возможность рассматривать последние работы А. А. Реформатского, Р. И. Аванесова и П. С. Кузнецова как работы представителей одной фонологической школы. Объединяющим фактором в этом смысле выступает прежде всего отношение указанных авторов к морфеме и признание ее значимости в фонологическом членении языка» (стр. 18).
Весь ход излояїєния статьи С. В. Протогенова и его заключение представляются мне вполне убедительными и гораздо более отвечающими действительному положению вещей, чем в указанных выше статьях М. Петера и М. Халле, где концепция Р. И. Аванесова выделяется в особую «школу». Подобно Протогенову и Г. А. Климов не выделяет взгляды Аванесова таким образом (см. выше его таблицу на стр. 90 книги «Фонема и морфема»). Так, конечно, правильнее, с чем, наверное, согласится и сам Р. И. Аванесов.
Я постарался дать сведения о всех, доступных и известных мне работах, которые изложил ввиду их малодоступности большинству интересующихся данным вопросом. Мне было важно показать, что исследователи разных направлений заинтересованы в концепции МФШ и каждый по-своему ее интерпретирует, так или иначе группируя материал. Наиболее объективную и правдоподобную интерпретацию работ участников МФШ я вижу у С. В. Протогенова, хотя у него все изложено очень кратко и, возмояшо, без должной критики, зато вполне адекватно тому, о чем автор пишет.
Мне остается немногое: дать в сжатом виде основные положения МФШ в виде догматических тезисов, но учитывая «варианты и вариации» взглядов самих участников МФШ. Конечно, это не так просто, но не мне судить, удался ли этот «катехизис». . . Из истории отечес і венной фонологии
112
ADDENDA
Giulio С. Lepschy. La linguistica strutturale. Torino, 1966
Di notevole rilievo sono anche Ie scuole foiiologiche russe, гі-salenti oltre che a Fortunatov, alia feconda influenza di Baudouin de Courtenay: quella di Leningrado, fondata da L. V. Scerba, che insiste sulla nozione di fonema come classe di suoni, e quella di Mosca, con Jakovlev, Reformatskij ed altri, che insiste sulle al-ternanze morfofonemiche (le due tendenze sono dunque paragona-bili rispettivamente a quella di Bloomfield e a quella di Sapir negli Stati Uniti); la teoria elaborata da Avanesov mira a una sin-tesi delle due tendenze (стр. 135).
