Из Истории отечественной фонологии - Реформатский А.А.
Скачать (прямая ссылка):
Проявив хорошее знание МФШ и ее работ, М. Петер, однако, не пересилил в себе, очевидно, привычное «щербианское» воззрение на фонологические проблемы и потому, «узнав» и «познав» МФШ, не понял ее логики. . .
Следующий подробный обзор советской фонологии был предпринят Моррисом Халле в 1963 г.15 На этот опус есть отклик в советской печати — коллективная рецензия на статьи о советской и восточноевропейской лингвистике, где раздел фонологии рецензировала Т. В. Булыгина 16. Прежде всего предоставим ей слово, а потом уже разберемся сами в статье М. Халле.
Татьяна Вячеславна пишет в этой рецензии: «Раздел „Фоне-
15 М. HalI е. Указ. соч.
16 Рец. на кн.: «Current trends in linguistics», v. 1. Soviet and East European linguistics». Tho Hague, 1963. — ВЯ, 1965, № 3 [под ред. Э. А. Макаева], Из истории отечес і венной фонологии
101
мика" посвящен трем господствующим в советской фонологии течениям: Ленинградской школе, или школе Л. В. Щербы. . ., Московской фонологической школе (в версии А. А. Реформатского). . ., и направлению, представленному рядом новейших работ Р. И. Аванесова. . .» Другие фонологические концепции в статье не анализируются, что автор объясняет сознательным исключение!« из рассмотрения „фонологических доктрин . . ., не имеющих научной ценности, либо не получивших достаточного развития, необходимого для того, чтобы судить об их научных достоинствах. . ."» (стр. 147). «Габарит» очерка М. Халле точно очерчен Т. В. Булыгиной. Она продолжает: «Список работ, представляющих каждое из трех направлений, далек от того, чтобы быть исчерпывающим.
Так, в главе о ленинградской школе подробно излагаются лишь некоторые работы А. Н. Гвоздева, а концепция московских фонологов представлена только одной статьей А. А. Реформатского, рассматривающей специальные „морфонологические" проблемы. Характер изложения взглядов советских фонологов свидетельствует, впрочем, о глубоком проникновении в соответствующие теории и о стремлении к возможно большей объективности их представления. . .» (стр. 147).
Далее Т. В. Булыгина, констатируя, что «внимательное чтение, несомненно, даст возможность составить представление о сущности различий теоретических позиций московских и ленинградских фонологов. . .»,сетует:«. . . однако кажется, что было бы вполне уместно сказать о некоторых конкретных разногласиях соответствующих течений советской фонологии verbis* expressis, что способствовало бы лучшему пониманию „дифференциальных признаков" каждого из направлений для неподготовленного читателя. Композиция раздела затрудняет это понимание. После изложения взглядов ленинградских фонологов дается (очень сочувственно) изложение концепции Р. И. Аванесова, представляющей собой, по словам автора, „попытку перекинуть мостик над пропастью, которая разделяет Московскую и Ленинградскую школы". . . однако остается не вполне ясным, чем эта „пропасть" создается. Как кажется, и изложение основных положений статьи А. А. Реформатского, посвященной в общем весьма специальному вопросу, не является достаточным для уяснения всей системы взглядов московских фонологов в их „классическом варианте"» (стр. 148). Посетовав на то, что М. Халле не уделил должного внимания проблеме чередований, где ленинградцы и москвичи видят разное: ленинградцы рассматривают это явление «как чередование разных фонем», а москвичи — «чередование вариаций и вариантов фонемы с ее основным видом», — Т. В. Булыгина протестует против трактовки М. Халле «расхождений» Р. И. Ава- 102
А. А. Реформатский
несова с концепцией МФШ в ее «классической» форме: «Сопоставление названных концепций показывает, что впечатление . . • о том, что новая теория Р. И. Аванесова находится теперь как бы на одинаковом расстоянии от взглядов „ленинградцев" и „москвичей", едва ли верно. Несколько отдалившись от первоначальной московской концепции, Р. И. Аванесов в своей „словофонематй-ческой" транскрипции приблизился в отношении к рассматриваемой проблеме отнюдь не к ленинградцам, а к пражцам, а в своей „морфонематической" транскрипции по существу остался весьма близок ортодоксальной московской теории» (стр. 148).
Я сделал так много выписок из рецензии Т. В. Булыгиной потому, что все ею сказанное — совершенно верно, и избавляет меня от повторения сформулированного ею. Да и чужой глаз вернее своего, когда написано про тебя и про твоих друзей. . .
От себя лишь добавлю, что М. Халле не коснулся главных принципов МФШ: теории позиций (сильных и слабых, откуда следует важное различение вариаций и вариантов), отличия «московской гиперфонемы» от «пражской архифонемы», трактовки безударного вокализма в языках с наличием качественной редукции гласных (что не сходится в трактовке пражцев и самого М. Халле со взглядами МФШ). Причина здесь в неудачной «синекдохе» — в выборе «части вместо целого» — статьи А. А. Реформатского, где эти вопросы не затронуты (впрочем, об этом писала уже Т. В. Булыгина).
В статье JI. Р. Зиндера «Основные фонологические школы» 17 есть много разумных и верных мыслей. Так, в самом начале Л. Р. Зиндер пишет: «До возникновения теории фонемы существовало наивное представление о том, что каждый звук в его физической реальности и есть языковая единица. Фонология начинает с того, что разрушает эту иллюзию. . . Поэтому, когда говорят о физической теории фонемы (например, С. К. Шаумян), то это нонсенс, абсурд, потому что физическая теория фонемы существовать не может. Теория фонемы начинается с борьбы против физического представления о звуковых единицах языка» (стр. 80).
