Из Истории отечественной фонологии - Реформатский А.А.
Скачать (прямая ссылка):
Возражения М. Петера А. А. Реформатскому касаются отдельных вопросов и изложены в пяти пунктах:
I. Этот пункт касается моих возражений по поводу пущенного Г. Улашиным и поддержанного Г. Трегером термина «морфонема» в связи с тем, что, по Улашину, нижней ступенью в «звуковой иерархии» обозначен «природный звук», которому в языке человека места нет, а поэтому смещается вся «лестница», и «морфонема» Улашина оказывается уже ненужной. Что яїє касается «морфонемы» у Трубецкого, то это совсем иное понятие, которое он определяет как «комплексный образ» (idee complexe) чередующихся в одной морфеме разных фонем (типа <^к/ч^> в рукаїручка и т. п.). Я назвал это «мифическим объектом», сославшись в том числе и па случаи чередования гласных с нулем типа: сон I сна, день / дня. М. Петер, комментируя эту точку зрения и критикуя ее, пишет: «Вели . . . исходить вслед за Аванесовым и Реформатским из критерия тождества морфемы, то получится следующее: Из истории отечественной фонологии
99
звук, отсутствующей в словоформе сна должен признаваться „нулевым вариантом" фонемы [о] или, по Аванесову, „нулевой слабой фонемой", являющейся „эквивалентом" сильной фонемы [о]. Каясется, подобные „объекты" нисколько не уступают в мифичности пресловутой „idee complexe" Трубецкого» (стр. 344). Да, но Реформатскому, этот нуль — «нулевой вариант» фонемы <V>, а по Аванесову, — это «нулевая слабая фонема», но тут нет ничего общего с идеей Трубецкого об «idee complexe», ведь у любой положительной величины ничего «общего» с нулем нет и не может быть. Однако нуль как элемент системы необходим. Недаром на одной конференции 50-х годов В. Н. Топоров привел высказывание индийского мудреца, сказавшего: «Системе нужен был нуль, чтобы она стала еще прекраснее». Первая оппозиция, возникающая в любой семиотической системе — это оппозиция «чего-то с нулем», без этого нет системы, и в семиотике нуль — это единица. И ничего мифического в чередовании [о] или [е] с нулем нет, наряду с чередованиями <Ск/ч, к/ц^ и т. п., но это никак не образует «idee complexe» по Трубецкому. А чередование другого уровня типа [о] или [а] — [л] — [о] образует не только «idee complexe» (это дело психологии), но и определенную единицу системы — фонему или <0>.
2. Возражение М. Петера по поводу того, что, отрицая «мор-фонему как либо „мифическую", либо „травестированную" единицу», я признаю морфонологию как необходимый уровень и как особый раздел в науке о языке, пожалуй, сейчас уже не нуждается в контрвозражениях. А слово «мостик», конечно, не термин, а приведенная для наглядности метафора.
3. Здесь М. Петер начинает с похвалы: «Весьма интересна и поучительна та часть работы А. А. Реформатского „О соотношении фонетики и грамматики", которая посвящена проблеме тождества и нетождества морфем. . . . Но и тут возникают осложнения в связи с толкованием нетождественных морфем рок, рог и тождественных морфем рог, pos(a). В первом случае фонемный состав морфем, по Реформатскому, различный, хотя они произносятся совершенно одинаково; морфемы же рог и рог(а) обладают одинаковым составом фонем, хотя и произносятся неодинаково. Тут концепция А. А. Реформатского соприкасается с основным тезисом структуралистов в фонологии, настаивающем на строгом различении физического и функционального тождества звуков речи» (стр. 345). Здесь я не вижу никаких осложнений, как не видят их и «структуралисты в фонологии»: просто, если принять основные исходные положения МФШ, удачно сформулированные М. Петером выше, то иначе и быть не может. Хочет ли здесь М. Петер отмежеваться от «структуралистов в фонологии» по неизвестным мне причинам или же имеет в виду какие-то иные «сомне-
6* 100
А. А. Реформатский
ния», — не знаю, но отмежовываться от «структуралистов» я, лично, в таком вопросе не намерен.
4. Этот пункт касается некоторых вопросов моей полемики с американскими дистрибугивистами, которые к собственно фонологии не имеют отношения. Поэтому мы их опусти^.
5. В этом пункте М. Петер касается вопросов языковой структуры и ее иерархического расчленения по «ярусам» и «уровням» и о соотношении единиц разных ярусов. Обсуждение данных вопросов завело бы нас слишком далеко, а поэтому я ограничусь лишь одним местом данного пункта. М. Петер пишет: «Для определения сущности языковых единиц вряд ли имеет значение то обстоятельство, что одна фонема может образовать морфему, одна морфема — слово и т. д. . . . Двойной же подход к фонеме А. А. Реформатского должен вызывать решительные возражения. Позиция для морфологии не существует, утверждает А. А. Реформатский. Для фонологии же не существует фонема без позиции, возражаем мы, ибо — как правильно установил сам А. А. Реформатский, „позиции — это условия реализации фонем в речи". Без понятия позиции нет необходимости и в нонятии фонемы. Вот почему, между прочим, фонема не может быть рассмотрена как единица морфологического „яруса" языка» (стр. 347).
В заключительных страницах своей статьи М. Петер окончательно выявляет свое «щербианское» лицо: он пишет о Московской фонологической школе: «Характерной особенностью этой теории является проявление в ней функционализма в виде „морфематиче-ского подхода" к фонеме». «Вместо того, чтобы исходить из связи функционирующего звука и его функции, Р. И. Аванесов и А. А. Реформатский вносят функцию в фонему как бы извне, со стороны морфологии». И ссылается при этих вердиктах на статью JI. Р. Зиндера «Существуют ли звуки речи?».
