Из Истории отечественной фонологии - Реформатский А.А.
Скачать (прямая ссылка):
13
В науке каждый волен излагать свое мнение, только следует опасаться глупостей и неправды. Но есть у всякой науки свои приложения, которые требуют целесообразности рекомендуемых мероприятий и удобства их формулировок. Для фонологии — это алфавитное строительство, выработка правил орфографии, установление правил практической транскрипции и транслитерации — для выработки нормативов при обучении произношению чужого языка, для правильной (!) подачи и демонстрации морфологии (где не годится ни орфографическая запись, ни фонетическая транскрипция, а нужна характеристика по составу фонем в морфемах с учетом морфонологии), для правильного понимания чередований (чтобы такие случаи, как [морос] — [мороза] : [с/з] и [вое] — [вожу] : [с/ж], не попадали на одну полку ввиду разных критериев чередований — фонетических и морфонологических), а кстати, и для диагностики речевых расстройств и разных типов «афазий». . . А кроме того — просто, чтобы лингвистическая онтология была соблюдена в истине.
Правда, есть одна область «приложений» лингвистики, где «щербема» (но остроумному выражению G. С. Высотского) или «физическая фонема», как пишет в своей книге М. А. Сапожков 11, «сработали» (как теперь иной раз говорят), — это техника связи12
11Cm.: М. А. Сапожков. Речевой сигнал в кибернетической связи. M., 1963, стр. 8—9.
12 См.: JI. Р. 3 и н д е р. Об одном опыте содружества фонетиков с инженерами связи. — ВЯ, 1957, № 5; см. также: А. P. JI у р и я. Афазия и анализ речевых процессов. — ВЯ, 1959, № 2; Вяч. Be. И в а н о в. Лингвистика и исследования афазии. «Структурно-типологические исследования». II. ЗАРОЖДЕНИЕ МОСКОВСКОЙ ФОНОЛОГИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ
Все мы шли разными путями. Основу этой школы заложили Рубен Иванович Аванесов и Владимир Николаевич Сидоров, учившиеся вместе в Московском университете и начавшие разрабатывать фонологию на диалектологическом материале и еще студентами ставшие активными участниками Московской диалектологической комиссии при Академии наук. Там под руководством Д. Н. Ушакова, а далее и А. М. Селшцева получили они свое перво,е лингвистическое крещение. Там они стали лингвистами.
Я шел иным путем: служил в издательствах, думал о знако-вости в письменной и печатной речи; в то же время была написана «Техническая редакция книги» которая сейчас больше интересует лингвистов, чем полиграфистов 2. Да, действительно, в этой книге есть «семиотические наблюдения», которые пригодились будущим теоретикам по новой дисциплине — «теории информации». Параллельно со службой в различных издательствах внештатно состоял в ГАХНе (Государственной Академии художеств) и в НИЯзо (Научно-исследовательском ин-те языкознания). Общение с такими людьми, как Н. Ф. Яковлев, Л. И. Жирков, и с моими друзьями Аванесовым и Сидоровым во многом помогло стать мне одним из ведущих участников Московской фонологической школы. И еще была причина: я был членом Московского кружка ОПОЯЗ 3 и членом Московского лингвистического кружка, который возник по инициативе Р. О. Якобсона и считался ведущим лингвистическим центром тех годов. Кстати сказать,
1A. А. Реформатский. Техническая редакция книги, теория и методика работы. M., 1933.
2 См.: М. В. Панов. И все-таки она хорошая. M., 1964, стр. 160; Он же. Русская фонетика. M., 1967, стр. 407.
3 См.: А. А. Реформатский. Опыт анализа новеллистической композиции. M., 1922. Иа истории отечественной фонологии
15
я в 1920 г. был учеником Р. О. Якобсона, который читал курс «Русский язык» в театральной школе при I Государственном театре РСФСР, где я тогда обучался. Идеи, воспринятые на заседаниях Московского лингвистического кружка и в личном общении с О. М. Бриком и В. Б. Шкловским, толкнулименя к формальному методу в поэтике и к внедрению этого метода в лингвистику (1922). Большую роль сыграл здесь Г. Г. Шпет, два семинария которого я проработал в 1923—1924 гг. (в Институте слова; я уже кончил тогда университет и был тем, что ныне назывеется «аспирантом», а по-тогдашнему — научным сотрудником 2-го разряда РАНИОНа).
В середине 20-х годов мы кооперировались для научных и литературных задач в два «объединения»: «Дружина», где я писал философские и музыковедческие статьи, а также стихи и рассказы, и ДАРС — научный центр, названный так по инициалам участников: Дмитриев, Аванесов, Реформатский, Сидоров. Ни много ни мало, а мы (ДАРС) решили написать «Основы языковедения»! Аванесов писал фонетику, Дмитриев — лексику, я — морфологию (с идеей полиморфем!), а Сидоров — синтаксис.
Но книгу мы так и не написали, а встречались еженедельно, и тут-то и надо фиксировать начало «новомосковской школы», как ее называли до 1950 г.
Следующим стимулом для формирования Московской фонологической школы был Всероссийский съезд по реформе орфографии в 1931 г., где выступали и «марристы», и этимологисты. В НИЯзе мы долго обсуждали тематику предстоящего съезда и тут нашли друзей: это были П. С. Кузнецов, тоже ученик Д. Н. Ушакова, но шедший своим путем и присоединившийся к нам, и А. М. Сухотин, воспитанник училища правоведения, дипломат, а потом аспирант Н. Ф. Яковлева по Институту народов Востока и один из самых яростных адептов Московской фонологической школы 4.
