Из Истории отечественной фонологии - Реформатский А.А.
Скачать (прямая ссылка):
6* 84
А. А. Реформатский
личий между грамматикой и фонетикой заключается в том, что объекты первой всегда представляют собой значимые единицы языка, а объекты последней, в том числе фонемы, — это единицы, не обладающие значением и даже не связанные непосредственно со значением, а лишь различающие звуковую оболочку значимых единиц языка — слов и морфем. Это является достаточным основанием считать грамматику и фонетику разными научными дисциплинами, каждая из которых имеет свой объект изучения (грамматический строй и фонетическую систему), обладающий своей спецификой и своими закономерностями» (стр. 15).
Это рассуждение направлено против мало мотивированного Ленинградской школой постулата Л. В. Щербы о том, что фонетика — часть грамматики, что мало вяжется с тезисом об «автономии фонетики», а с другой стороны, и против обычной школьной традиции 7. По существу рассуждение Р. И. Аванесова о соотношении фонетики и грамматики правильно, но прямолинейно. Ничего не сказано о морфонологии, представляющей собой «мостик» между фонетикой и морфологией, где имеется немало «подводных камней», порождающих разные мнения и оценки, не сказано ничего о сегментных и суперсегментных явлениях, о том, что «одно и то же» может быть как предметом фонетики, так и предметом морфологии (например, ударение, интонация). Важно одно: и фонетика (фонологически понимаемая), и грамматика — ярусы одной структуры — языка в целом, и объединяет их прежде всего семиотическая предметность объектов, а тогда и фонетические явления —• тоже знаки, но особого качества; иначе фонетика уходит из структуры языка, и лингвистике тут нечего делать, так как лингвистика в разделе фонологии изучает не «природную материю» как таковую, а ее семиотическое использование. Эти соображения указывают на неполноту освещения рассматриваемого вопроса у Р. И. Аванесова.
В § 8, посвященном вопросу о соотношении фонетики и фонологии, Р. И. Аванесов высказывает правильные мысли, однако к сказанному в фонологической дискуссии 1952—1953 гг. ничего не прибавляет.
Наконец, приходит очередь выяснить понятие «кратчайшей звуковой единицы» (§ 9). Определение этого понятия сформулировано так: «Под кратчайшими звуковыми единицами мы имеем в виду такие произносительно-слуховые элементы, которые выделяются в слове при его последовательном, так сказать (? — А. Р.),
7 См.: Р. И. А в а н е с о в, В. Н. С и д о р о в. Очерк грамматики современного русского литературного языка. M., 1945 (где половина книги посвящена фонетике). Из истории отечес і венной фонологии
85
линейном, членении как единицы простейшие, минимальные, далее нечленимые, занимающие минимальный отрезок времени (т. е. далее не делимый по отношению к звуковым элементам данного языка)» (стр. 18). И далее: «Таким образом, под кратчайшими звуковыми единицами языка имеется в виду то, что нерасчлененно по отношению к принципу выделения (фонологическому или собственно фонетическому) обычно называется звуком речи» (стр. 19).
В этом определении много неясного: 1) почему «так сказать»: Ведь если это линейный аспект и уровень сегментных явлений, то это нечто линейное без всяких «так сказать» (в противоположность явлениям нелинейным, суперсегментным); 2) нет оговорки осукцес-сивных явлениях в отличие от симультанных, которые могут быть более «краткими», чем фонемы, — я имею в виду то, что назвал позднее Бенвенист меризмами и меризматическим уровнем, т. е. уровень признаков, о чем было написано мною в связи со статьей Н. Ф. Яковлева еще в 1941 г. Понятие «кратчайшей единицы» нуждается в уточнении по уровням; 3) неясно, если это «обычно называется звуком речи», то как же быть с такими явлениями, как «кнаклаут» в немецком, что есть «звук речи», но не фонема, как быть с дифтонгами (например, в английском языке и в русской речи)? Получается слишком много неясного, чтобы считать приведенное определение удовлетворительным.
Дальнейшие рассуждения на примерах русских гласных и согласных содержат много правильных соображений, как, например, то, что для русских <о> и <у> нерелевантен признак ряда как таковой, этот ряд по аккомодациям предшествующим согласным может смещаться, но различимость этих фонем от данных факторов не страдает, однако для очевидности данного тезиса надо было объяснить, на чем основаны оппозиции русских гласных, чего автор не приводит, а тогда все это рассуждение «повисает» в воздухе. И далее: «. . . если в слове [пут] в качестве кратчайшей звуковой единицы под ударением выделяется гласный [у], у которого независимы, не обусловлены позицией степень подъема и наличие лабиализации (ср. [пот], [пат]), то в слове [вь'шутъл] одной из кратчайших звуковых единиц заударного слога является гласный [у], у которого независимо, не обусловлено позицией по существу только наличие лабиализации (ср. [выпътъл]): ряд, т. е. более заднее или переднее образование этого гласного определяется качеством предшествующего и последующего согласных (прежде всего их твердостью или мягкостью), а разные ступени подъема в заударном неконечном слоге практически отсутствуют» (стр. 19).
