Из Истории отечественной фонологии - Реформатский А.А.
Скачать (прямая ссылка):
указываются по последнему изданию]. Иа истории отечественной фонологии
11
мучительно исследовал и проповедовал эту «весть» и как его не поняли в дальнейшем многие его «сыновья», ученики и «внуки»!
С первых лет научной^деятельности Бодуэна де Куртенэ интересовали вопросы: 1) почему в тех же случаях в языке получалось разное? (вопрос о чередованиях разного рода); 2) почему в лингвистике нужен неАзвук, который »в .речи реально существует, а что-то иное, «общее»? (отсюда вопрос о фонеме и звуке и первая наметка фонологии); 3) как понять физическое и физиологическое как социально-психологическое? v
Эта проблематика отражается в его первых польских статьях, «программах» казанского периода и в русских публикациях 70—80-х годов. Завершение этих поисков Бодуэна надо видеть в его «Опыте теории фонетических альтернаций» (в польском, более полном варианте, 1894, и в немецком, сокращенном, 1895 6) и в статьях — «Фонема» 7 и «Фонология» 8 в «Польской энциклопедии» (1899). И хотя формулировка определения фонемы менялась в разные годы у Бодуэна и он разумел под фонемой то любые корреспонденты в родственных языках, как -pa-1-opo-, или более «естественные» к/ч/ц в славянских языках; то «. . . сумму обобщенных антропофонических свойств известной фонетической части слова, неделимую при установлении коррелятивных связей в области одного языка и корреспондентских связей в области нескольких языков» (1881); то «. . . подвижной компонент морфемы» (1881); то «. . . психический эквивалент» речи (1894), «постоянное представление», — все это разнообразие не только не умаляет его как исследователя, «искателя фонемы», но, наоборот, внушает особое уважение к нему. Ведь так «фонемы» никто не искал! А Бодуэну было важно найти фонему не в ортодоксальной фонетике тех времен, а именно в фонологии, новой дисциплине, которую он много раз переименовывал (психофонетика, фонология), но всячески подчеркивал, что ее предмет — не просто «звуки», «явления мгновенные, изменчивые», а «нечто постоянное», «присутствующее в сознании говорящих» и отнюдь не тождественное «звуку». Особо примечательным в этих поисках является следующее высказывание, сделанное в 1914 г. в § 119 «Введения. . .»: «С точки зрения языкового мышления и основанного на нем научного языковедного (лингвистического) мышления фонемы и вообще все произно-сительно-слуховые элементы не имеют сами по себе никакого значения. Они становятся языковыми ценностями и могут быть рас-
6 И. А. Бодуэн де Куртенэ Указ. соч., т. I, стр. 265—347.
7- Там же, стр. 351—352.
8 Там же, стр. 353—361. 12
А. А. Реформатский
сматриваемы лингвистически только тогда, когда входят в состав всестороннее живых языковых элементов, каковыми являются морфемы, ассоциируемые как с семасиологическими, так и с морфологическими представлениями» 9. И все колебания Бодуэна и его отклонения от своих же мыслей — все это след большой и упорной работы над новым пониманием фонетики, что дало свои ростки и всходы в дальнейшем развитии фонологии в разных течениях и школах.
Приведенное определение с наибольшей отчетливостью формулирует то, что позднее некоторые лингвисты неодобрительно стали называть «морфематизмом» и что является главным ключом к пониманию расхождений не только между Московской и Ленинградской школами, но и между Бодуэном и Щербой.
С. И. Бернштейн в рецензии на книгу Р. И. Аванесова и В. Н. Сидорова «Очерк грамматики русского литературного языка» 10, рассматривая эти расхождения и приводя конкретные примеры, получающие разную формулировку у представителей Ленинградской и Московской школ, писал: «Первый вид „модификаций" они (Аванесов и Сидоров.—А. Р.) назвали «вариациями фонемы», а второй — ее «вариантами» (. . . в их терминологии конечный звук к в слове сапог является «вариантом» фонемы г, а, например, звук ы представляет собой «вариацию» фонемы и). Охарактеризованное расхождение между двумя концепциями фонемы является в значительной мере терминологическим, но тот или иной выбор терминов в этом вопросе определяет способ изложения всей теории фонемы» (стр. 83).
Я полагаю, что здесь вовсе не «терминологическое» расхождение, а расхождение по существу, онтологическое. В этих двух направлениях речь идет о разных предметах: в Ленинградской школе — о звуковом типе реальных звучаний в речи без учета роли данных явлений в морфеме, а в Московской школе — о «подвижном элементе морфем», о единице, получающей «языковую ценность» и «рассматриваемой лингвистически» без всякой оглядки на «звуковой тип». Это принципиально разные явления, «вещи» и области. И спорить тут в сущности не о чем: «пусть каждый да поживает в доме своем», как гласила старорусская поговорка. Уж если на то пошло, то для нас, «москвичей», гораздо интереснее те разногласия, которые были у нас с С. И. Бернштей-ном и А. И. Смирницким, о чем будет сказано ниже.
9 И. А. Бодуэн де Куртенэ. Указ. соч., т. И, стр. 276.
10 С. И. Бернштейн. [Рец. на кн.:] Р. И. Аванесов, В. Н. Сидоров. Очерк грамматики русского литературного языка. — РЯШ, 1946, № 3—4. Иа истории отечественной фонологии
