Из Истории отечественной фонологии - Реформатский А.А.
Скачать (прямая ссылка):
8 Там же, стр. 265—347. Иа истории отечественной фонологии
51
отличия звуковой оболочки этого слова (т. е. того же [о]) от оболочек других слов, значит допустить тавтологию. По всем этим соображениям следует отказаться от поправки и вернуться к традиционному определению звуковых единиц в языке» (стр. 4—5).
Это все правильно, но здесь сказано не все, главного-то и нет! А в другом месте той же книги автор продолжает пользоваться отвергнутым понятием «звуковой оболочки»:
«Некоторые особенности знаковых с и-с т е м. 30. Системностью обладает не только язык, но и все знаковые множества. Знак — это сочетание обозначаемого и обозначающего . . . Слово — знак, обозначаемое у него — понятие, обозначающее — звуковая оболочка (? А. Р.). . . Из определения знака следует, что звуки языка сами по себе не являются знаками, они образуют лишь означающее — оболочки слов, морфем, предложений. Но, будучи причастны к знакам, они и сами подчиняются законам, которые характерны для знаковых систем» (стр. 16).
Спрашивается, зачем же надо было отвергать, если потом возникает потребность пользоваться отвергнутым? Это у М. В. Панова неожиданно и нелогично (о знаковости или незнаковости этой якобы «оболочки» см. выше (стр. 42).
В чем же, на наш взгляд, порочность этого термина? «Оболочкой» является любой футляр, например от скрипки, но футляр — не сама скрипка! Если скинуть футляр, то то, что будет вынуто — скрипка, будет единственным предметом, а футляр может и не существовать или же быть каким угодно. Литейная форма — тоже своего рода «футляр» или «оболочка», но то, что отлито, освободясь от этого футляра, только тогда и делается предметом и результатом литейного процесса. Разве таково качество фонетики в структуре языка? Можно ли «очистить» от нее язык? Отринуть эту «оболочку», не изменяя качества целого — языка? Могут ли морфемы и слова существовать в языке без этой якобы «оболочки»? Думаю, что сторонники термина «звуковая оболочка» втайне должны быть также и сторонниками «автономности фонетики», и врагами «мор-фематизма».
3. Здесь возможно возражение, исходящее из того, что язык может мыслится не только в своей фонетической форме, но также и в графической. Эти две формы языка не конгруируют не только в случаях пиктографии и идеографии, но и в случаях фонографии, хотя в последнем случае ведущая роль фонологии по отношению к графике обычно не оспаривается. Отношения здесь, правда, более сложные, чем их изображал даже Ф. де Соссюр в своем «Курсе. . .» (см. главу «Изображение языка посредством письма») 9. Об этом
8 Ф. де С о с с ю р. Курс общей лингвистики. M., 1933, стр. 45—51.
4* 52
А. А. Реформатский
мною была опубликована статья, где специально рассмотрены указанные вопросы 10. Но и в случае письменной формы доступные органам восприятия знаки-диакритики не составляют оболочки, а являются структурным элементом целого.
Для решения всех прочих вопросов исходить можно только из целого, и это целое — не линейная последовательность речи, а системная организация языка, которую в последнее время многие фонологи стараются представить в виде модели — куба, не довольствуясь двухмерностыо таблиц и одномерностью списков. Такие кубические модели фонологической системы мы видим уже у Ж. Дени применительно к турецкому вокализму, далее у Г. П. Мельникова и М. А. Черкасского в их работах по тюркскому сингармонизму, у А. П. Евдошенко применительно к молдавскому и румынскому языку, у В. К. Журавлева применительно к славянским языкам. Конечно, сам по себе куб как форма модели еще ничего не говорит по существу, но факт обращения к кубу у разных исследователей применительно к разным языкам — факт примечательный. Ленинградские фонологи не пользуются этим приемом, и пусть это внешний факт, но-он указывает на то, что ленинградским фонологам нужно не антилинейное целое, а реальная линей-1 ная цепь звучаний, где они и ищут противопоставления без различения уровней: коротко говоря, если звучит на конце [п], то это фонема <п>, если звучит [к], то это фонема <к> и т. д. (дуб, друг в виде: [дуп], [друк] и т. п.).
Здесь соблюдена автономность фонетики, элиминирована морфема, ленинградцы не вводят бодуэновский принцип «подвижного компонента морфемы», и в этом они последовательны. Но их фонема несоизмерима с «московской фонемой» и даже далека от «пражской». Несколько ближе это ко взглядам американских ди-стрибутивистов, но сейчас и многие американские ученые от этого отходят.
4. Надо ясно понять, что никакие компромиссы «московской» точки зрения и «ленинградской» невозможны, хотя попытки и делались неоднократно. Я имею в виду теорию С. К. Шаумяна, связанную с различением «смешанных фонем» и просто фонем (1952, 1953, см. выше). Иным путем шел Р. И. Аванесов, предложив в связи с различением единиц в составе морфемы и в составо слова два ряда фонем: сильных и слабых (1955, о чем см. подробнее ниже). УМ. В. Панова в связи с законным различением синтагма-
10 А. А. Реформатский. О перекодировании и трансформации коммуникативных систем. «Исследования по структурной типологии». M., 1963. Иа истории отечественной фонологии
