Археологія, стародавня та середньовічна історія - Посохов С.И.
ISSN 0320-8281
Скачать (прямая ссылка):
Однако и здесь у К. Н. Леонтьева не все просто и гладко. Различая «хомяковское» православие от «филаретовского», предпочтение отдает последнему. Более того, сам основатель славянофильства получает такие оценки, которых явно не заслуживает. Так, К. Н. Леонтьев делает вывод, что Ю. Ф. Самарин «предпочитал Феофана Прокоповича старцу Яворскому, и Хомяков к протестантам обращался любовно, а к папству с ненавистью. А из двух зол — лучше наоборот» [11, с. 274]. В другом месте он сомневается в «степени церковности» Ю. Ф. Самарина [И, с. 317]. Хотя высокочтимый К. Н. Леонтьевым архиепископ Харьковский Амвросий (Ключарев), долгое время бывший духовным отцом Ю. Ф. Самарина, прекрасно сказал при отпевании о его глубокой религиозности.
Ю. Ф. Самарин в своей магистерской диссертации вовсе не оказывал «предпочтения» Феофану Прокоповичу, а А. С. Хомякова никак нельзя заподозрить в «ненависти» к кому-либо (его крестьяне говорили, что «барин мухи не обидел»), да еще на религиозной почве. Естественно поэтому, что К. Н. Леонтьев «осмеливался думать», что «развивать дальше православие» надо никак не в славянофильскую, «какую-то национально-про-тестантскую сторону» [10, с. 389 ; 11, с. 300]. Это «не совсем по грекороссийски». Здесь более естественно «старое филаретовское богословие», это «наше», «греко-российское», «византизм». Второе же («хомяковское» православие) — могло стать при дальнейшей эволюции весьма опасным. И потому до резкого охлаждения К. Н. Леонтьева к В. С. Соловьеву
206
ІСТОРІОГРАФІЯ TA СПЕЦІАЛЬНІ ІСТОРИЧНІ ДИСЦИПЛІНИ
(в 1890-1891 гг.) он считал учение последнего «прекрасным противовесом морально-протестантским симпатиям славянофилов» с их «немецкой нравственностью» [11, с. 264]. И «культурную самобытность», полагал К. Н. Леонтьев, надо искать «в греко-российских корнях наших, а не гнаться за каким-то новым, никем не виданным славизмом, который по всем доступным ныне признакам рискует выйти ни чем иным, как самым жалким или самым страшным европеизмом новейшего времени» [10, с. 382-383]. А этого-то он и опасался больше всего.
Кстати, в богословской мысли противопоставление свт. Филарета (Дроздова) и А. С. Хомякова — явление редкое. Впоследствии появились работы, где доказывалось совсем иное. Так, по Ф. К. Андрееву,
А. С. Хомяков и Московская Духовная Академия — это «два бессменных стража у церковных врат» [ 13, с. 603]; а для Г. Иванова-Тринадцато-го богословское возрождение XIX в. в России связано прежде всего с именами свт. Филарета и А. С. Хомякова [ 14, с. 143].
Были и другие стороны славянофильского учения, «внушавшие недоверие» К. Н. Леонтьеву, какая-то как бы «односторонняя моральность»; славянофильское учение одновременно казалось ему «и не государственным и не эстетическим» [10, с. 382]. А это очень большой упрек из уст мыслителя, полагавшего тогда, что «настоящий культурнославянский идеал должен быть скорее эстетического, чем нравственного характера» [11, с. 265].
Находя «прекрасным и полезным» «реальное разнообразие развития», он считал, что это разнообразие «не может долго держаться» «без формирующего, сдерживающего, ограничительного единства» [ 10, с. 82]. При ослаблении этого единства К. Н. Леонтьев видел скорое «ассимиляционное смешение», которое он называл то «эгалитарным прогрессом», то «всемирной революцией». He удивительно поэтому его предположение, что «государственная Россия без строжайшего охранения православной дисциплины разрушится еще скорее многих других держав» [10, с. 382].
Итак, необходима духовная, умственная, бытовая самобытность. С точки зрения этих задач и славянофильство для К. Н. Леонтьева становилось «культурофильством». Для России он выдвигает «идею православно культурного русизма», которую жестко противопоставлял политическому панславизму как явлению подражательному, уни-тарно-либеральному, «делу весьма опасному, если не совсем губительному» [10, с. 349]. Славянофилы же «скорее рисовали себе свой собственный идеал русского человека, чем снимали с него идеализированный портрет» [11, с. 228].
К. Н. Леонтьев смотрел на «национальное культурное государство» как на «своего рода живой и развивающийся организм» [10, с. 298]. А коль так, то и теория должна исходить из развивающейся жизни. Потому его уже не могут полностью удовлетворить даже славянофилы — за-
А. А- Каплин. К. Н. Леонтьев и ранние славянофилы
207
щитники самодержавия. Он полагает, что необходимо «не просто продолжать» «дело старых славянофилов; а надо развивать их учение, оставаясь верными главной мысли их, — о том, что нам по мере возможности необходимо остерегаться сходства с Западом» [ 10, с. 297].
С точки зрения «исторической и внешнежизненной эстетики» он чувствовал себя «несравненно ближе к Герцену, чем к настоящим славянофилам» [10, с. 382]. Ho при всем этом у К. Н. Леонтьева, по его же собственному признанию (в письме к М. И. Фуделю от 6 июля 1888 г.), не только были «примирены» славянофилы, Н. Я. Данилевский с М. Н. Катковым, А. И. Герценом и «даже отчасти» В. С. Соловьевым, но и для него самого «все это ясно и связано органической, живой нитью» [11, с. 264]. Гораздо труднее вышесказанное воспринималось современниками и поддается различению при научном исследовании.
