Советский подводный флот 1922 —1945 гг.: О подводных лодках и подводниках - Морозов М.Э.
ISBN 5-17-034862-2
Скачать (прямая ссылка):
Из вышеприведенного перечня задач КПЛ и фактических показателей по их отработке ясно вытекает, что наиболее часто отрабатывались так называемые открытые атаки — задачи № 4, 5, 7 и 13. Ясно, что в ходе них можно было в лучшем случае отработать действия командира подлодки и экипажа, начиная с того момента, когда выгодная позиция для торпедной атаки уже занята. Само же умение определить выгодную позицию и, скрытно маневрируя, достигнуть ее почти не отрабатывалось. Большинство срывов выходов в атаки в годы войны приходится именно на отсутствие у командиров умений по этой части.
3. Сохранение большого числа упрощений н условностей, усугубленное некоторыми ошибочными указаниями наркома ВМФ по организации БП.
Вот лишь несколько цитат и фактов: «Учения ПЛс фактическим преодолением средств ПЛОпри противодействии противника не прово-
511
дились» (из отчета БПЛ СФ), из 248 торпедных атак ПЛ СФ только 20 были совершены с фактическим выпуском торпед, остальные — воздухом. Отчасти это объяснялось отсутствием торпедолова, но на КБФ, где они имелись в необходимом количестве, 3-я БПЛ стреляла торпедами в течение года 30 раз. а воздухом — 165.
Имелась и богатая практика подбора тепличных условий для выполнения остальных задач КПЛ: «Недостатком оперативно-тактической подготовки необходимо считать недостаточное приближение всех учений и выполнение задач к действительно боевым условиям» (из отчета 1-й БПЛ ЧФ). Подписавший отчет начальник штаба 3-й БПЛ ЧФ A.B. Крестовский честно признавался, что «не было достаточной тренировки в преодолении средств ПЛО, особенно вчасти преодоления сетевых преград». А.Е. Орел по этому же писал следующее: «Учения по преодолению средств ПЛО... на БПЛ не проводились из-за отсутствия оборудованных полигонов и эта задача зачтена ПЛ БПЛ за участие в боевых действиях и преодолению ПЛО... в действительно боевых условиях». А вот один из выводов отчета о БП подводных лодок КБФ: «б. Необходимо действия ПЛ не ограничивать простыми условиями (дистанции, плавание с огнями и т.п.), а проводить в усложненных условиях введя в практику отработку задач больше всего в туман, ночью и плохую видимость».
Увы, крупную ложку дегтя добавил сам нарком, подписав в конце 1940 года после катастрофы «Д-1» «Положение об обеспечении безопасности боевой подготовки ПЛ». В нем черным по белому было написано: «ПЛ на глубинах моря больше рабочей глубины лодки не погружаться». Если для Балтийского и Черноморского флотов это решение не имело особых последствий, то Тихоокеанскому и особенно Северному пришлось немало озадачиться поиском новых учебных полигонов.
Обстановку, сложившуюся с боевой подготовкой БПЛ СФ после катастрофы «Декабриста», достаточно точно изложил в своих мемуарах назначенный тогда на должность командира бригады Н.И. Виноградов: «Когда я принял командование бригадой, обстановка в ней не могла порадовать. Из-за вынужденного перерыва в боевой учебе выучка подводников находилась на низком уровне. Ухудшилась и воинская дисциплина. Но более всего огорчала совершенно несвойственная коллективам подводников атмосфера какой-то хандры, неуверенности в своих силах.
512
Разрешение на первый после трехмесячной паузы выход в море пришлось запрашивать в Главном морском штабе. Что это был за выход! «Щ-42І», а отобрали для почина именно ее, разрешили плавать лишь в надводном положении и не далее десяти миль от берега... Тем не менее дело с мертвой точки сдвинулось. Вслед за «Щ-421» начали выходить в море и другие лодки. Мало-помалу стала налаживаться боевая учеба.
На Север были присланы из Москвы Курсы боевой подготовки, переработанные с учетом выводов тех многочисленных комиссий. Увы, в этих документах явственно проявились элементы перестраховки. Нам, скажем, категорически предписывалось отработку первоначальных задач по управлению кораблем в подводном положении (пробное погружение, маневрирование под водой, а также срочное погружение и всплытие) проводить в районах, глубины которых не превышали бы так называемые рабочие глубины погружения — 70—80 метров для больших и средних лодок, 50 — для «малюток». Но все фьорды и заливы вблизи нашего побережья имели значительно большие глубины. Можно было использовать только тесные бухточки и губы.
Такого рода запреты ставили нас просто-таки в безвыходное положение. О каком мастерстве командира-подводника могла идти речь, если, к примеру, не разрешалось отрабатывать такой важный для боя прием, как подныривание под корабль охранения? Спору нет, думать о безопасности людей в ходе боевой подготовки необходимо. Недопустимо, когда в мирное время за чью-то халатность, непредусмотрительность приходится расплачиваться бессмысленными человеческими жертвами, гибелью дорогостоящих кораблей. Но ведь не ведет к добру и другая крайность — стремление избежать какого-либо риска, вести боевую учебу в предельно упрощенных, тепличных условиях. Научить людей боевому мастерству можно только в обстановке, максимально приближенной к реальному бою. Тому же, кто чрезмерно перестраховывается во время учебы, может статься, очень дорогой ценой придется расплачиваться за это на войне». К данной цитате следует сделать небольшое пояснение. Н.И. Виноградов был назначен на должность командира БПЛ СФ приказом наркома от 14.12.1940, а катастрофа «Д-1» произошла 13 ноября. Даже если предположить, что служивший до того на Балтике Виноградов попал на Север через месяц после приказа, то перерыв в БП североморских подводников мог составить не более двух месяцев, что вряд ли объясняло зафиксированный новым комбригом «низкий
