Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
Смысл этих жалоб раскрывает беседа Буйдия со своим земляком из Янины двухбунчужным пашой Сулейманом о военной кампании 1744 г. против Надир-шаха. По планам правительства в ней должны были принять участие не менее 120 тыс. человек, но, прибыв на место сбора войск в Диярбакыр, Сулейман застал там не более 12 тыс. «Хотя по указу Порты,— сообщал паша,— надлежало иметь при себе пашам двубунчужным, имян-но азиатским, по 400, опричь своих собственных челядников, а румелским — по 250 человек, однако при некоторых из оных не было болше, как токмо по шести или семи человек». Объяснял он малое число солдат нехваткой средств, ибо Порта обещала выдать по 100 курушей на обеспечение каждого воина и по 20—30 кесе на содержание самих пашей; на деле же паши получили лишь пятую часть обещанных им средств и менее половины денег на солдат. Поэтому «принуждены были сии паши двубунчужныя выдумывать способы на дачю от четырех до пяти мешков денег требунчужным своим пашам, под командою которых они находились, дабы записать их в реестр, якобы имели у себя полный комплект в числе назначенных от Порты людей» [37, д. 4, л. 151об.].
Сообщения иностранных дипломатов показывают, что на
ряду с «бедными» пашами в империи были и достаточно могущественные провинциальные наместники. Сама Порта стремилась с ними не конфликтовать, поскольку эта категория бейлер-беев состояла в основном из представителей тех самых местных сил, которые османская правящая верхушка пыталась противопоставить мятежным пашам. Главную роль среди них играли аяны. Постепенно, укрепляя свои экономические и политические позиции, местные нотабли сумели потеснить не только традиционных умера, но и кади, под руководством которых они начинали действовать. В итоге именно аяны оказались основными соперниками Порты в борьбе за контроль над провинциями.
Первые жалобы на аянов появились в начале XVIII в. и были связаны с их деятельностью по сбору налогов. Болгарская исследовательница В. Мутафчиева обнаружила в кадийском сиджилле запись от 1710 г. по поводу обращения крестьян ряда сел к румелийскому вали Исмаил-паше относительно действий аяна Салихзаде Мехмед-аги, который произвольно завышал суммы сбора джизье, авариза и других податей. Там же была отмечена жалоба жителей села Якоруда на аяна Эльхадж Юсу ф-оглу Абдуррахмана, который незаконно заставил их вторично заплатить налоги.
Подобное направление активности местных нотаблей вполне понятно: ведь сама Порта привлекла их к решению вопросов налогообложения как членов кадийских советов. Естественно, что именно в этой сфере наметились и первые черты будущего противоборства. О постепенном ухудшении отношений аянов с центральнькм правительством свидетельствуют и сохранившиеся в сиджиллах тексты султанских указов. В одном из них, датированном 1731 г., отмечались трудности, с которыми пришлось столкнуться сборщикам джизье в Румелии. Оказалось, что «некие ростовщики, являющиеся аянами кадилыка... отправили по селам сборщиков и препятствуют взиманию средств, предназначенных для государства. Они забирают деньги, приготовленные райя для джизье, под предлогом уплаты сумм, выданных под процент» (198, с. 49].
Спустя десять лет издается новое адалет-наме, где отмечается, что «аяны и начальники впали в грубую алчность и каждый в своем каза вводит и распределяет налоги, как и прежде без учета изданного запрещения, и день ото дня тем ухудшает положение бедняков» [71, с. 108].
Примеров действий аянов, задевавших интересы государства, довольно много, но в первой половине XVIII в. Порте еще удавалось контролировать положение, поскольку они еще появлялись в суде в качестве ответчиков и временами вынуждены были идти на уступки. Показательна запись о судебном процессе с Эдирне в 1756 г., когда группа крестьян (25 человек) возбудила дело против своего бывшего аяна Али-аги, обвинив его в незаконном взимании крупной суммы денег. Дело было реше
но путем компромисса, предложенного новым аяном: ответчик обязался выплатить крестьянам 3 тыс. курушей, а истцы согласились снять свои обвинения {198, с. 49—50].
В это время Порта была еще в состоянии посредством казней и конфискаций приостанавливать рост могущества отдельных нотаблей. Так, в конце 1755 г. ей удалось расправиться со «старым агой» Хаджи Мустафой Караосманоглу. В связи с этим событием Обресков дал выразительный портрет аяна: «Сей человек тому уже несколько лет в околичностях Смирны чрез притязание всего торгу, а наипаче хлопчатой бумаги, накопив, как слышно, превеликие богатства (которые, сколко ка-жетца, и виною сего несчастья), зделался сильным так, что до пятидесят тысяч человек, в том числе тысяч до осми военных и самонадежных людей, в зависимости своей содержал». Благодаря его усилиям в городе и его окрестностях сохранялся порядок и безопасность, он «искоренил побродяг и разбойников, защищая купечество и во всем оному помогая». Хаджи Мустафа-ага старательно подчеркивал свою лояльность правительству: «посылаемым указам от Порты совершенно повиновался и надлежащее государевой казне дохода исправно и бездоимочно платил, также и подарками не забывал». Однако ни показная преданность властям, ни осторожность не спасли его. «Оплошав», он дал себя заманить в дом местного аги янычар, где и был убит [45, д. 6, л. 538об.].
