Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
Эти каналы связи с пашами обрели для Порты в XVIII в. важное значение, поскольку она не располагала сколько-нибудь значительными возможностями для расправы с непослушными наместниками. Показательна история ее взаимоотношений с одним из таких пашей, которая хорошо прослеживается по сообщениям русских дипломатов.
В апреле 1745 г. стало известно о бунте жителей Урфы (главного города небольшого эялета в Восточной Анатолии) против тамошнего губернатора Мустафы Хамалоглу. Сам паша был известен еще с тех времен, когда, будучи кяхьей Эйюби Хасан-паши, помог его сыну Ахмеду утвердиться в Багдаде. Это обстоятельство, а также «величайший его богатства», оценивавшиеся в несколько миллионов курушей, навлекли на него немилость Порты, однако поддержка Эйюби Ахмед-паши долго спасала Хамалоглу. События в Урфе ускорили развитие конфликта. Турецкие осведомители не сообщают, что стало причиной выступления горожан. Вешняков лишь узнал, что «яко бутто от строгости его
(паши) тот город взбунтовал» [37, д. 4, л. 394]. Разгневанный губернатор приказал своему кяхье усмирить недовольных, и «было строго поступлено».
Тогда жители города решили обратиться с жалобой в Стамбул. Перехватив одну делегацию, паша поспешил послать свою версию происшедшего и получил от Порты одобрение своих действий. Тем временем до столицы добрались другие гонцы из Ур-фы, чей рассказ совершенно иначе обрисовал ситуацию и поведение Хамалоглу. По совету аги янычар и муфтия садразам Сей-ид Хасан-паша решил воспользоваться удобным предлогом и разделаться с пашой. В столице было объявлено о конфискации имущества последнего, а в Урфу был отправлен специальный посланец, чтобы паше «голову отсечь и все пожитки взять».
Это решение, как признали турецкие осведомители Вешнякова, было опрометчивым. Прежде чем гонец добрался до Урфы, Хамалоглу уже знал о решении Порты от своего капы кетхуда-сы. Губернатор тут же объявил, что получил высочайший приказ выступить походом против мятежных жителей Аравии и потребовал, чтобы горожане вернули ему захваченную казну. Получив деньги, Мустафа-паша сумел набрать войско, насчитывавшее, по одним сведениям, 12 тыс., а по другим — 23 тыс.
Прибывшему в Урфу султанскому посланнику пришлось на ходу менять план действий: было объявлено, что Порта решила отправить Хамалоглу в ссылку на Родос. Тогда паша со всем войском двинулся к Антиохии, «представляясь быть готовым ехать в Родос с его войском, которое-де, заявил он,— меня не пускает одного». По дороге к нему примыкали многочисленные дезертиры из армии, действовавшей на иранской границе. Затем маска послушания была сброшена, и, «объявясь противником Порты», мятежный паша двинулся к Халебу.
Известие об этом привело Порту в состояние паники. «Оная опасается,— сообщал резиденту его старый „приятель" мира-лем,— чтоб все те [анатолийские паши] бедственному примеру Урфского паши Хамал оглу не последовали». Правительству пришлось отложить планы военных действий против Надир-шаха и «все свое старание обратить, чтоб взбунтовавшегося Хамал оглу поймать или бы так онаго успокоить, чтоб то шуму не учинило и волнения здесь не возбудило». Порта отступила от своего первоначального решения и вынуждена была объявить, что прощает пашу и назначает его губернатором Басры. Однако у Хамалоглу были свои планы. Тот же миралем утверждал, что цель паши — «отделить от сей империи всю Алепскую сторону и тамо владеть как предреченной Агмед паша». В подтверждение своей версии он сообщал, что мятежный паша потребовал назначить его губернатором Халеба, пообещав выплачивать казне лишь 400 кесе вместо предусмотренных 2 тыс. В свою очередь, Порта предложила Адану и Мараш с условием ежегодной выплаты 1,2 тыс. кесе [37, д. 5, л. 68об.— 70об., 79, 395, 399об.].
В июле, однако, пришла «неожидаемая, яко благодать с небес ведомость» о смерти Хамалоглу. Согласно Вешнякову, паша был отравлен его кяхьей, которому все тот же султанский посланник обещал прощение и важный чин. Последние известия о мятеже бывшего правителя Урфы сообщали, что в его бумагах были обнаружены письма «многие, писанные из сераля от знатных чинов людей, которые онаго... побуждали на такое противное дело со обнадеживанием, что как он скоро к Константинополю подвигнется, то оныя зделают возможное замешательство внутри сераля, чрез что не токмо министерство, но и самого салтана снизвернуть помогут» [37, д. 6, л. 4об., 137—137об.].
Следует отметить, что столь драматических событий, обнажавших характер отношений центра с периферией, в XVIII в. немного. Время частых и грозных мятежей провинциальных наместников прошло. Поэтому для рассматриваемого периода характерна иная картина: приказы Порты в провинции, как правило, игнорируются, но обе стороны воздерживаются от открытого противоборства. Многие паши оказались просто не в состоянии враждовать с центральным правительством из-за оскудения собственных ресурсов. Отчасти, видимо, сказались меры, принятые Портой, отчасти длительный конфликт с Ираном (1722—1746) и войны в Европе. Цитированное только что сообщение миралема о мятеже Хамалоглу начинается с характерного признания, что «настоящее министерство в крайнем беспокой-ствии находится о содержании и продерзостных изображениях в письмах всех трехбунчужных азиатских пашей, пространно представляющих о бедностях своих, не взирая то, что тем обыкновения сего правления преступают» [37, д. 5, л. 390об.—391].
