Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
•сохранялись прежние аграрные порядки (так называемые провинции с сальяне — ежегодной данью Порте), баланс сил выглядел несколько иначе. Здесь Порте с самого начала приходилось уделять больше внимания разжиганию противоборства между различными местными кланами. Исследование арабского историка Абу Хусейна, где данная проблема рассмотрена на основе сведении о жизни сирийских провинций, хорошо выявило прямую зависимость между возможностями местных арабских династий и уровнем авторитета центральной власти [252].
Процесс складывания османской политической системы в основном закончился в начале XVI в. Не случайно историки часто подчеркивают, что в годы правления Сулеймана Кануни государственная организация обрела свои наиболее «классические» формы, превратившись во вполне отлаженный и довольно эффективно действующий механизм [364, с. 2; 338, с. 247—248; 459, т. 1, с. 87]. В нем явственно доминировали институты, существование которых определялось преобладающим влиянием государственной собственности и внеэкономических форм зависимости и эксплуатации. Благодаря им политическая действительность в империи характеризовалась тенденцией к утверждению абсолютной власти монарха, тесной взаимосвязью светской и духовной власти при ведущей роли первой, слабой дифференциро-ванностью военно-бюрократического аппарата, высоким удельным весом в нем рабского элемента. Конечно, мировая держава, созданная турками-османами, имела и свои отличительные черты, и в первую очередь отмеченный еще К. Марксом «подлинно военный характер» государства, а также невысокий уровень социально-экономического развития самих завоевателей. Сочетание общих и отличительных черт политической организации определяло собственнее место империи в ряду современных ей государств Запада и Востока.
По мнению ряда современных исследователей, в том числе советского востоковеда Н. А. Иванова, османская политическая система являет пример «меритократии», поскольку возможности карьеры в ней определялись способностями и личными усилиями, а не социальной принадлежностью [164, с. 213; 393, с. 31—32; 477, с. 105—106]. Такое определение можно принять только в отношении режима власти, существовавшего в XV— XVI вв. и лишь в той мере, в какой речь идет об усердии, но не о таланте. Ведь включение в правящую элиту того времени достигалось не столько ЕОСПНЫМИ успехами, сколько активным участием в дворцовых интригах, готовностью удовлетворять султанские прихоти и довольствоваться рабской приниженностью. Лица, не относившиеся к «государевым рабам», могли сделать карьеру, лишь приобщившись к числу религиозных деятелей, улемоз, или же с помощью покровительства влиятельных сановников. Еще более проблематичным был «путь наверх» для тех, чья деятельность была направлена на поддержание нормальных условий хозяйственной жизни. В то время, когда главную роль
в обеспечении доходов империи играли завоевательные, грабительские войны, такие занятия рассматривались как второстепенные, а люди, связанные с выполнением подобных функций, могли рассчитывать лишь на маргинальные позиции внутри господствующего класса. Эффект «лампы Аладина» * на них практически не распространялся.
Прослеживаемые со второй половины XVI в. перемены в жизни османского общества, безусловно, отразились и на политической системе. В работах, посвященных турецкой истории XVII—XVIII вв., чаще всего отмечаются падение военного могущества и снижение эффективности аппарата управления, усиление сепаратизма и внутренние неурядицы в провинциях империи. Вслед за современниками событий историки нередко воспринимают эти процессы за проявление неизлечимой болезни", поразившей государственный механизм и ведущей страну к упадку и общей деградации. Видимо, многовековое существо-вание Османской державы при внешней неизменности структуры власти вплоть до начала XIX в. породило у исследователей преувеличенное представление о застойности данной политической организации, что способствовало недооценке ее возможностей реагировать на изменение внешних и внутренних условий в жизни государства.
Многие современники, описывая ситуацию в Османской империи XVIII в., отмечали прежде всего ее неустойчивость. Такой она предстает и в сообщениях русских дипломатоз из Стамбула, которые часто подчеркивали «великое непостоянство здеш-няго правления». Отчасти этот вывод был результатом многолетних наблюдений за постоянно менявшимся курсом политики властей, частыми и непредсказуемыми перестановками султанских «министров». В 1733 г., на 12-м году своего пребывания при Порте, И. И. Неплюев отмечал: «О состоянии высших и низших здешних чинов... подробно известно быть не может, ибо переменяются как в их мнениях, так партиях нередко...» [28, д. 7, л. 395]. Вместе с тем личные впечатления подкреплялись и большим объемом информации, шедшей из разных источников, в том числе и от лиц султанского окружения, чиновников, торговцев, мусульманского и христианского духовенства, иностранных дипломатов, действовавших в Стамбуле. Полученные сведения, собственные взгляды информантов русской миссии помогали определить причины того «непостоянства». В одном из донесений И. И. Неплюева читаем: «Здесь гнев Божий царствует и един вид правления, а в самом деле каждой одного своего партикулярного интересу и целости своей бережет...» [25, д. 7, л. 316об.].
