Как воскреснет Россия? - Меньшиков М.О.
Скачать (прямая ссылка):
Казенная монополия на источник пьянства существует только у нас, и весь остальной мир (кажется, без исключения) не допускает причастности государства к этому народному пороку. Во всем мире, даже в варварском и языческом, роль государства полагается в борьбе с пороками, а не в причастности к ним путем их эксплуатации. Зло пьянства, как всякое любое зло, есть объект государственных воздействий и ни на минуту не может становиться субъектом их. Казенные публицисты (ох, и тяжела же их задача!) все твердят, что правительство торгует водкой исключительно в видах ограничения зла, что предоставь оно свободу выделки и торговли этого яда, пьянство дошло бы «до самых невероятных размеров». Однако опыт всех народов — и христианских, и языческих, допускающих свободу в этом отношении,— дает другие результаты. Пьянство народное в этих странах держится, но вообще гораздо меньше и неизмеримо менее злокачественно, чем у нас. Почему? А по простой причине. Отказываясь от монополии литей, правительства на Западе удаляют, так сказать, из области порока самый могущественный капитал в стране — государственный. Они удаляют самый могущественный механизм распространения — государственную систему. Они удаляют самый могущественный авторитет — государственного одобрения. Одно уже это составляет вместо всесильной поддержки — тяжелый удар пороку. Государство — великая сила, проникающая, видимо или невидимо, во все явления. Выньте государственное участие из многих бытовых явлений, и они рушатся. Скажут: «Дозволяя выделку, продажу и потребление спирта, правительства на Западе предоставляют свободу злу». Вовсе нет: дозволяется в этом случае только возможность зла, но одновременно принимаются меры к ограничению этой возможности. Не впадая в безвыходное противоречие, как наше правительство, западные власти имеют возможность бороться с пьянством на общих основаниях борьбы с пороками. «Если угодно, выделывайте ваш яд и продавайте его,— говорит власть на Западе,— а мы будем повышать акциз и делать этот товар недоступным для народных масс. Вы пьянствуйте, а мы вас будем за
Здравоохранение
609
это наказывать, штрафовать, сажать в тюрьмы». Нетрудно видеть, что государство стоит в данном случае на об идем устое свободной общественности: граждане вольны делать, что хотят, но власть наблюдает, чтобы не было злоупотреблений. Вот вторая выгода отстранения государства от питейного промысла: оно в этом случае в состоянии бороться с пьянством, не разрушая правой рукой того, что делает левая, как у нас, не связывая себя ни моральными, ни экономическими обязательствами. Третья выгода та, что при свободе питейного промысла свободна и конкуренция с ним, и частная борьба с ним. Кабатчики душат друг друга, сводят промысел к условиям, в которых он мало выгоден, особенно при высоком акцизе со стороны государства. Все это держит питейный промысел на границе возможного, не давая распространения его вширь и вглубь. Раз пьянство насаждает не государство, а отдельные граждане, возможна борьба с ним трезвых граждан, и эта борьба на Западе, ничем не ограниченная, дает заметные результаты. У нас же движение трезвости, как известно, не раз встречало правительственный отпор. Постановления многочисленных сельских сходов о закрытии кабаков или казенных лавок не утверждались, прошения в этом смысле оставлялись без последствий, проповедники трезвости приравнивались нередко к бунтарям и подвергались административным карам. Неужели у питейных публицистов хватит совести утверждать, что этого у нас не было? Неужели до сих пор пропаганде трезвости у нас не делается существенных препятствий? Не говоря о сельских батюшках и запуганных архиереях, не смеющих рта раскрыть против казенной эксплуатации пьянства, ни во что не ставятся требования даже Государственной Думы. Несмотря на категорическое «пожелание» Государственной Думы, чтобы водка не продавалась в местах сибирского переселения на казенных и кабинетских землях, водка невозбранно продается там, как свидетельствует господин Во-щинин в своей книге по переселенческому вопросу. Уже сколько лет стоит в печати и обществе крик о неприличии продажи водки в дни великих христианских праздников, о неприличии торговли водкой в те ранние часы, когда рабочие тянутся на фабрики и заводы, о неприличии раздроблять продажу нитей до того, чтобы путем «мерзавчиков44 можно было вытягивать у нищего последний грош и пр., и пр. Все это неприличие и глубокий вред для народа хорошо сознаются, но что вы поделаете, если природа торговли вообще и природа водки в частности требуют, чтобы торговля приспособлялась именно к главному потребителю — спившемуся простонародью? Оказавшись хозяином н купцом столь ядовитого продукта, правительство поставило себя в безвыходно ложное положение.
610
Михаил Осипович Меньшиков
Ограничивать торговлю значит ограничивать доход, сокращать самый смысл монополии; не ограничивать значит действительно «спаивать» народ., ибо другого более точного слова не подыщешь на русском языке.
Казенная газета делает ни с чем не сообразное утверждение, будто казенная монополия удерживает от увеличения в стране пьянства «до самых невероятных размеров». В действительности дело стоит наоборот. Без монополии с пьянством боролись бы и само правительство, и общество, и народ, а при монополии эта борьба отсутствует, причем казенное ведомство продажи питей в 26 тысячах центров выставляет соблазнительный яд, ежедневно торгует им, распространяя его и в огромных, и в средних, и в крохотных дозах, причем те же 26 тысяч казенных лавок служат питательными пунктами для развития тайной продажи водки. И так как шинкари покупают у казны же, то приходится смотреть сквозь пальцы и на эту язву — подпольное пьянство. Именно с появлением всесильной государственной организации питейного промысла и заходит речь о «невероятных размерах» пьянства. Питейные публицисты кричат: «Отойди государство от пьяного дела, все начали бы курить водку, и весь народ быстро спился бы с кругу». Но, во-первых, кто поручится, что и теперь, за спиною монополии, население не выкуривает водку? Уж если пьют разную мерзость — «ликву», «политуру», денатурированный спирт и керосин, стало быть, значительная часть населения втянута в болезненные, сумасшедшие формы алкоголизма. Потребность в спирте ие погашается казенной, как слишком дорогой, водкой, и чрезвычайно вероятна (при ее крайней простоте) выкурка кустарной сивухи. Сама казенная газета утверждает, что запретительный надзор в этом отношении «практически неосуществим». Если так, то казенная сотня миллионов ведер водки, может быть, ие вытесняет, а только увеличивает собою тайное винокурение. Без казенной водки это тайное винокурение, может быть, увеличилось бы, но зато оно не заслонялось бы государственным гербом: к водке так и относились бы как к запрещенному яду. Теперь, при поощрении казенной водки, преследование неказенной выходит н затруднительным, и нелогичным. Только преследование всякой водки имело бы смысл и практическое значение.
