Как воскреснет Россия? - Меньшиков М.О.
Скачать (прямая ссылка):
Образование
363
так, как безделье. Если бы гимназисты приходили в класс работать, а не сидеть какими-то идолами в течение шести часов; если бы они были в это время действительно заняты, им просто некогда было бы безобразничать. Теперь они не знают, чем занять себя, чем наполнить убийственную пустоту времени около скучного процесса, который идет у учительского стола. Именно от изнурения праздностью им приходит в голову на переменах расшибать друг другу носы, ломать парты и печи, обрывать обои, резать, рвать, пачкать. Грязнить все. что ни попадет под руку и, наконец, изощряться в способах травли нелюбимых учителей. Бесчинство школьников есть своего рода психоз, это вовсе не натуральная радость жизни, а то же буйство, которое по временам овладевает арестантами, незанятыми солдатами и вообще всякою праздною толпой. Это временное помешательство, конвульсия растущих, здоровых, требующих работы организмов. Конечно, отсутствие физического труда в школах — ничем не заменимая потеря. Но беда в том, что и умственный труд отсутствует. Обремененный уроками гимназист похож на тощую лошадь, которой — сколько ни стегайте ее — не сдвинуть воза. Она стоит нахмурившись; разве это работа? Разве часто гимназисты испытывают наслаждение от посильной, увлекательной работы? Если бы они почувствовали это наслаждение — будьте уверены, им не захотелось бы ни во время уроков, ни на перемене мечтать о мелких мерзостях, в которых так мало ума и вкуса.
В Петербурге большой шум наделала только что вышедшая книга из студенческой жизни, написанная студентом (Борис Гегидзе; «В университете» ). О книге этой я буду говорить особо, но меня больно покоробила уже первая страница книги, сцена, как гимназисты празднуют свое окончание гимназии. Устроили «веселую попойку», «в припадке веселья танцевали друг с другом, целовались и в знак поругания гимназии, сваливши в одну огромную кучу словари Вейсмана и Шульца и другие ненавистные гимназические книги, устроили им великолепное, торжественное аутодафе». И дальше о гимназии идет одно «поругание»: автор вспоминает «тяжелые, неприятные сценки гимназического бытья», «бесчисленные картинки унижения, муки и оскорбления, которые все мы перенесли за эти бесконечно-долгие, ужасные 8 лет ученья>\ «неумолкаклцее, сладкое сознание, что кончены, наконец, ненавистные гимназические годы». «Пройдены наконец,— восклицает он,— эти бесконечные, ненавистные, опротивевшие мне до тошноты годы гимназии с глупыми учителями, карцерами, латинской грамматикой и всякой дребеденью». Слово «дребедень» у господина Гегидзе единственный эпитет к гимназической науке.
364
Михаил Осипович Меньшиков
Прочел я эти признания недавнего гимназиста, и мне стало больно Неужели и в самом деле гимназическая наука — дребедень и только дребедень? И откуда такая страстная, неутолимая ненависть к колыбели своего образования? Ненависть, доходящая до поругания, до казни на костре невинных учебников? Неужели в этих учебниках — в складчике знания от Эвклнда до Менделеева — не встретилось гимназисту ни одной дорогой, заветной мечты, ни одной мысли, ради которых было бы жаль казнить их? Отчего же так случилось, что ни одного теплого слова, ни одного движения благодарности не шевельнулось в толке, обступившей горящие словари, в толке, пляшущей, как якобинцы кругом гильотины? Книжка господина Гегидзе написана с величайшей искренностью и местами — с несомненным талантом. Значит, писал ее не худший из учеников, не выброшенный из нее, не неудачник. И гимназия выбрана не худшая из всех: разве те же «костры» не пылают и в других гимназиях? В некоторых, правда, учебники расстреливают, топят и вешают, но это не лучше костра.
Мне кажется, на гимназические костры и виселицы пора взглянуть серьезно. Если накопилась только ненависть, только проклятие, только одно «поругание гимназии», стало быть там что-то неладно, ибо все же мы встречали людей восторженно благодарных своей школе, какому-нибудь кадетскому корпусу, институту, пансиону. Кое-где в школах живут же весело и счастливо, и не только не жгут учебники и тетради, но берегут их до старости, как источник умиленных воспоминаний. Позвольте, не вдаваясь в вопрос, прямо высказать мое мнение. Я думаю, ненависть гимназистов — от безделья, от нелепо поставленного и потому не выполняемого труда. От безделья утомление, распущенность, раздражение. Разве во всех гимназиях ничего не делают? Прочтите биографию Модного философа Ницше, его гимназические годы. Как там одушевленно, кипуче работали!
Именно той латынью и греческим языком, которые считаются какою-то гнусностью у нас, товарищи Ницше и он сам увлекались, как музыкой. И не было никакого буйства, и школьные годы текли, как поэма, как счастливейшее время жизни. Учителя скажут: «Дайте нам детей со способностями Ницше! Дайте гениальных детей! Тупицы же не могут учиться иначе, как под прессом насильственных требований, тупицы не могут не изнемогать». Я отвечу на это, что не все скачущие вокруг гильотины — тупицы. Дети часто оттого и тупы, что праздны. Средне-способных всегда большинство, они как материал даже благодарнее блестяще-способных: часто они трудолюбивее, методичнее гениальных
