День мира - Линдорф А.
Скачать (прямая ссылка):
В голосе матери была досада, и я внезапно почувствовал какую-то усталость.
— Есть люди, у которых идиосинкразия к землянике. Когда они ее едят, то покрываются красными пятнами. А у меня — к деньгам. Я краснею от мысли, что у меня их много.
Наступило молчание. Потом мать заметила примирительно:
— Ладно, ты — бедняк. Но бедняк, у которого богатая мать. Согласись по крайней мере с этим.
— Ну и что же?
— И твоя мать одалживает тебе деньги на поездку в горы. Например, в Кортина д'Ампеццо.
Я еле сдержался, чтобы не завыть от возмущения, которое у меня обычно вызывают банальные материнские советы: зимой — Кортина д'Ампеццо, летом — Лидо и весной — Ривьера. Но вдруг подумал, что она бессознательно дает мне предлог окончательно расстаться с Цецилией. Пусть она даст мне денег на жизнь в Кортина. На них я смогу купить подарок Цецилии и скажу ей, что еду с матерью в горы. Подарок смягчит расставание, которое я изображу как временное, а потом напишу Цецилии письмо об окончательном разрыве. Я сказал примирительным тоном:
— Пусть будет Кортина. Тогда дай мне денег.
Мать не ожидала, что я сдамся так быстро. Смущенно посмотрела на меня и спросила:
— А когда ты поедешь?
— Сейчас же. Сегодня пятнадцатое. Допустим, восемнадцатого.
— Но надо заказать номер в отеле.
— Телеграфирую.
— И сколько пробудешь там?
— Пятнадцать—двадцать дней.
Казалось, что мать раскаивалась в своем предложении. Точнее, не была подготовлена к моему согласию. Привычка поторговаться распространялась у нее и на отношения со мной. Мать произнесла нерешительно и недовольно:
— Я, конечно, дам тебе денег, раз обещала — не возьму слова обратно.
— Идет. Давай.
— Что за спешка? И сколько тебе надо?
— Считай, по двадцати тысяч лир в день. В общем, дай тысяч двести.
— Двадцать тысяч в день!
— Богат я или не богат, по твоим собственным словам? Да я и не остановлюсь в перворазрядном отеле. Двадцать тысяч в день едва хватит для скромной жнзни.
— Здесь у меня денег нет,— сказала мать, решив замаскировать отказ.
— Ладно,— поднялся я с места.— Пойдем в твою комнату.
— И там нет. У меня были расходы сегодня утром.
— Тогда дай мне чек. Чековая книжка у тебя, конечно, с собой.
Как это ни странно, после такого разумного предложения она изменила решение:
— Нет, я тебе дам наличными, чековая книжка у меня вчера кончилась. Пойдем.
Она поднялась, и я пошел за ней, думая о причинах, вызвавших изменение в порядке выплаты денег. На лестнице мать сказала, не оборачиваясь:
— Кстати, я тебе дам сто тысяч лир. Остальное — завтра. Больше не могу.
Понятно: если выписывать чек, то нельзя было отказать во всей сумме целиком. А наличными она могла мне дать меньше, сказав, что больше нет. Откуда такая внезапная скаредность? Возможно, думал я, она не хочет потерять надо мной контроль и хочет попучить что-то а обмен на деньги. Я ничего не ответил и вошел вслед за ней в ее комнату. Очень удобная, большая комната в стиле модерн, выдержанная в белых и серых тонах. Ковры, дорожка, гардины — казалось, что каждый кусочек пола и стен покрыт тканью. В полумраке
наши фигуры отражались в зеркалах, как фигуры преступных заговорщиков. Мать подошла к двери в ванную в глубине комнаты и открыла ее. Я стоял на месте. Мать сказала:
— Что ты остановился? Иди сюда, у меня нет от тебя секретов.
— Нет, потому что ты знаешь, что мне не нужны твои деньги. Захотел бы — получил и еще сколько...
— Что за глупости, сын ты мне или нет? — И мать первой вошла в ванную. Ванная была роскошная, показная, как обычно в богатых домах, похожая на косметический кабинет. От ванны до умывальника по крайней мере четыре метра мраморного пола. Мать подошла к стене, повернула влево один из крючков, на которые вешают полотенца, и затем потянула его на себя. Сдвинулись четыре плитки белой майолики, и показалась серая поверхность стального сейфа.
— Попробуй открыть его, он с секретом.
Мать назвала мне комбинацию, и я, против своей воли, сразу же запомнил ее. Но мне не хотелось открывать сейф у нее на глазах — это походило бы на участие в религиозной церемонии, когда не веришь в бога. Я сказал:
— Зачем? Открывай сама, я-то тут при чем?
— Я хотела посмотреть, запомнил ли ты секрет.
Ее белая рука с массивными кольцами быстро набрала на цифровом диске комбинацию, и сейф открылся. Я увидел в глубине пачки промышленных акций, белые и желтые конверты. Мать, внезапно ставшая подозрительной, бросила на меня недоверчивый взгляд. В смущении я потупил глаза и, увидев кусочек ваты в унитазе, протянул руку и спустил воду. Когда снова поднял глаза, мать уже вытащила из сейфа толстый белый пакет и ставила на место плитки. Потом сказала, выходя в комнату:
— Сегодня дам тебе пятьдесят тысяч лир. Я вспомнила, что еще пятьдесят тысяч мне надо отдать поставщику.
Так обещанная сумма уменьшилась еще раз. Я рассчитывал подарить Цецилии что-нибудь тысяч на двести лир, потом остановился на ста тысячах, но пятидесяти мне казалось мало для утешительного подарка. Я запротестовал довольно твердо:
— Мне сегодня же нужно сто тысяч. Заплатишь поставщику потом.
