День мира - Линдорф А.
Скачать (прямая ссылка):
не слышали стука... Я сразу же узнала ее, она все еще была белокурая и высокая и носила, как и раньше, элегантную шляпку, но синей формы на ней сейчас не было; она туї же подошла ко мне, раскрыла объятия и сказала: «Ты моя Марианна... разве голос крови тебе ничего не говорит?» На секунду ножик замер у меня в руке, а потом я ответила, аккуратно обрезая салатный лист: «Нет, голос крови мне ничего не говорит». «Я твоя мать»,— сказала она.— «Нет,— возразила я,— вон моя мать. Меня зовут Марианна Шмитцен»,—и, помолчав немного, добавила: «Он так велел», и вы набросили мне петлю на цією, милостивая государыня». Этому обращению я выучилась у портнихи, от нее я узнала, что дамам следует говорить «милостивая государыня».
Она кричала, плакала и пыталась обнять меня, но я держала у груди нож острием вперед. Она говорила о гимназиях и университетах, кричала и плакала, но я выбежала через черный ход в сад, а лотом в поле, прибежала к священнику и рассказала ему все. Он сказал: «Она твоя мать, а родительские права есть родительские права; пока ты не станешь совершеннолетней, право на ее стороне: дело скверное». Я возразила ему: «Разве она не потеряла это право, когда играла в игру под названием «он так велел»?» Священник ответил: «Ты хитрое создание, запомни этот довод хорошенько». Я запомнила этот довод и без конца приводила его, когда они начинали говорить о голосе крови. «Я не слышу голоса крови,— повторяла я,— совершенно не слышу». Они удивлялись: «Но ведь это невозможно, подобный цинизм противоестествен». «Нет,— говорила я,— «он так велел» — вот что противоестественно». Они отвечали: «Но ведь это случилось уже больше десяти лет назад, и твоя мать раскаивается
в своем поступке». Я говорила: «Есть поступки, которые нельзя искупить даже раскаянием». «Неужели ты хочешь быть неумолимей самого бога, который судит нас?» — спросила она. «Я не бог,— ответила я.— и не могу быть такой милосердной, как он». Меня оставили у моих родителей. Но одному я не сумела помешать: отныне меня зовут не Марианна Шмитцен, а Марианна Дросте. У меня было такое чувство, словно мне что-то вырезали... Я все еще вспоминаю своего маленького братика, которого заставили играть в игру под названием «он так велел»,— тихо прибавила она.— Ты по-прежнему считаешь, что бывают более страшные истории, такие, что их нельзя даже рассказать?
— Нет, нет, Марианна Шмитцен,— сказал Иозеф,— я все тебе расскажу.
Марианна отняла руку от его глаз, он выпрямился и посмотрел на нее; она старалась не улыбаться.
— Такого ужаса твой отец не сделал бы,— сказала она.
— Да,— согласился он,— такого ужаса он не сделал бы, хотя и сделал нечто ужасное.
— Пошли,— сказала она,— расскажешь мне в машине, скоро уже пять часов, им придется нас ждать. Если бы у меня был дедушка, я бы не заставила его ждать, а если бы у меня был такой дедушка, как у тебя, я бы для него ничего не пожалела.
— Л для моего отца? — спросил Иозеф.
— Его я пока не знаю,— ответила Марианна,— пошли. И не трусь, расскажи ему все при первом же удобном случае. Пошли.
Она заставила его встать, и, когда они сели в машину, он, как и раньше, положил ей руку на плечо.
МЕХОВОЙ ЖАКЕТ вилли бредель
«В суде первой инстанции Гамбурга — Вандсбека есть судебный советник по нменн Фридрих Дейке, который раньше был судьей в особых судах Бромберга н Торна».
БЛИНКФЮЕР, еженедельник (Гамбург).
I/ нтершарфюрер СС Готтлиб Лаубе привез к рождеству 1941 года из Польши меховой жакет для своей жены Агаты. Каштанового цвета, из белки, не особенно элегантный. Приобрел ои его дешево. Жакет был надет на молодой польской еврейке, когда ее вели на смерть. За двадцать шагов до общей могилы унтершарфюрер сорвал жакет с плеч девушки, осмотрел и нашел, что жаль гноить в земле такую вещь.
Фрау Агате жакет не понравился с первого взгляда. Она едва могла скрыть раздражение, вызванное этим жалким старьем, которое привез домой муж. Впрочем, есть и другие мужчины... Эта мысль помогла ей побороть разочарование.
Однако, как только муж отбыл в свою часть, она избавилась от мехового жакета. Сборщик из «зимней помощи», таскавшийся из дома в дом, унес его в своем мешке вместе с другими поношенными вещами.
Несколько позже жакет оказался в железнодорожном вагоне, на котором большими буквами было написано: «Зимняя помощь военным». Стиснутый среди пальто, которые предназначались для немцев, находящихся на гражданской службе в Торне, ои отправился назад на свою родину.
Солдат Отто Винтер наблюдал за поляками, производившими разгрузку. Заметив меховой жакет, он решил, что эта вещь была бы очень к лицу знакомой ему польке.
Полька Анна Цегарская пришла в восторг от жакета, но, прежде чем отблагодарить солдата, задала ему несколько вопросов. Его ясное «нет» не удовлетворило ее. Он вынужден был поклясться, что не украл жакет у польки и что это вообще не польская, а немецкая продукция. Солдат поклялся.
Кражу обнаружили, и солдат Отто Винтер был взят под стражу. Фельдфебель яростно набросился на него: «Безмозглая собака, не мог достать такую тряпку в другом месте? Нужно было цапать именно у «зимней помощи»? Можешь подтянуть живот этак недельки на четыре».
