День мира - Линдорф А.
Скачать (прямая ссылка):
Построено новое здание инфекционной больницы. Всего в Могилеве 12 больниц и диспансеров на 3060 мест.
Открыто сорок четыре детских сада и яслей на 4420 мест.
В городе и на междугородных линиях курсируют 100 автобусов.
МОГИЛЕВСКАЯ ПРАВДА.
28 сентября.
НА ОБЛАСТНОЙ ВЫСТАВКЕ
Вчера у нас в Витебске закрылась областная выставка достижений народного хозяйства.
Последний день был посвящен отбору экспонатов на Всесоюзную выставку достижений народного хозяйства. В Москву будут направлены ковры и станки, трикотаж и швейные машины витебского производства, образцы зерна, лен из колхоза «Перамога» Толочинского района и другие экспонаты.
Агроном М. ЧИСТЯКОВА. ВИТЕБСКИЙ РАБОЧИЙ, 28 сентября.
191
ЧЕЛОВЕК И БРОНЗА
Эпилог нового романа «Правда и кривда»
|| ремя пролетает над нами то как черная птица, то как " белоснежный лебедь; непрочное и преходящее оно заметает снегами, пылью забвения, а неколебимое наделяет все новой и новой красотой, которой нет ии меры, ни предела.
Годы неспокойного солнца и неспокойной жизни пролетели над землей. На пьедестал мира поднялись те, кто покинул нас в пору войны со свинцом в груди, рядом с мадоннами стали в музеях наши девушки, и в новых жилищах на вечерних и утренних зорях матери родили сыновей, которым, может быть, не доведется испытать ужас и вьюгу войны, не доведется узнать кривду. Пусть только добрая вьюга вишневого цвета осыпается иа их колыбели и на нх пути...
Так думалось учителю и писателю Григорию Заднипров-скому, когда за воротами клиники Марко положил ему на ладонь два кусочка металла, еще недавно сидевшие у самого сердца. Григорий Стратонович долго взвешивал их на руке, долго присматривался к цветущим вишням, сквозь которые просевались лучи заходящего солнца, потом спросил:
— Последние?
— Последние.
— Напились же они крови, даже пористыми стали и потемнели от нее.
— Порождение злобы не бывает светлым. Ну, как дома?
— А ты, бедняга, и не знаешь,— прищурился Григорий Стратонович.
— Да знаю с пятого на десятое, а ты нарисуй картину. У тебя это иногда здорово получается.
— Смеешься над моими писаниями? — насторожился За-днипровский.
— Да что ты! Я горжусь твоей последней книгой! — Марко обнял его.— Я ее и в поле буду брать.
— В самом деле? — Заднипровский растроганно посмотрел в карие глаза с золотистыми ободками, где таился легонький туманец.— Что же там дошло до тебя?
— Прежде всего — правда! Пусть она была подчас и горькой, и нелегкой, и полуголодной, но это правда. Ее кое-кто и в литературе хотел бы видеть только подрумяненную, в бумажных цветах, кое-кто хотел бы подсюсюкнуть о медовых реках с кисельными берегами и не заметить, что ие в каждом жилище есть хлеб на столе. Это ведь только теперь повсюду наводится порядок, богаче становятся сердца и щедрее родит земля. Теперь даже чиновник, чиновник по чину и по натуре, задумывается, как ему «на данном этапе» исхитриться, чтобы и гром пересидеть, и хоть боком притереться к коммунизму: понимает, что последние осколки вынимаем из нашей жизни.
Друзья подошли к открытому запыленному газику. Григорий Стратонович сел за баранку и с преувеличенной почтительностью поклонился Марку:
— Прошу садиться, товарищ бронзовый!
— А ты и рад позлослозить! — поморщился Бессмертный.— Читал твою заметку об этой персональной бронзе иа площади и так крыл тебя последними словами, что даже температура повысилась.
— За что? — искренне удивился Григорий Стратонович.
— За то, что прилизал меня со всех сторон и вышел я у тебя славным, могучим и лубочным Ерусланом Лазаревичем, который едет иа чудо-юдо великое, на змея о трех головах, напутствуемый, ожидаемый прекрасной царевной Анастасией Вахромеевной. Тьфу! Словом, дождались некие деятели, пока
МИХАЙЛО СТЕЛЬМАХ, лауреат Ленинской премии.
я слягу, перевели государственную броизу, да еще радуются. Неужто моего протеста недостаточно было?
— Цыц, старый ворчун, это уж ие твоего ума дело: дважды Герою полагается бронзовый бюст,— засмеялся Григорий Стратонович.
— Ои еще и ржет!
— Есть повод... Позавчера вечером застал возле твоего монумента Безбородька...
— Вернулся в село после всех своих служб?
— Не знаю, вернулся или нет, ио самоуверенность с него слиняла. Намерен проситься в колхоз.
— На руководящую работу?
— Нет, на какую пошлешь — полагается иа тебя. И, кажется, это искренне. Что-то в ием сломалось, что-то выправилось.
— Ну, пусть попробует.
Друзья выехали на окраину города. Вокруг под белыми облаками буйно цвели сады, придорожные клены осыпали последнюю пыльцу, на обочинах по-детски трогательно засыпали одуванчики, и только старая тюрьма хмуро серела без живых цветов. Вдруг из ее растворенных настежь ворот выскочили несколько человек и побежали к дороге, где уже стояла толпа народу.
Григорий Стратонович в изумлении остановил машину. В это время, как в немом кнно, тюрьма неуклюже качнулась, покосилась, разбухла и, громыхнув, взлетела облаком пыли, кирпичей и камня.
— Вот и все! — взволнованно сказал кто-то.
Марко выскочил из машины и подошел к людям, которые весело присматривались к темным клубам того, что до сих пор называлось тюрьмою. Корреспондент областной газеты узнал его, озабоченно поздоровался и опустился на колено — дописывать заметку об уничтожении отжившего.
