Дневник Ф.Лассаль - Лассаль Ф.
Скачать (прямая ссылка):
Да, он добр, но ветрен и, прежде всего, невероятно пылок. Он прав, когда на первой странице своего дневника говорит о своем сангвиническом темпераменте. Страстность доводит его до .мысли о самоубийстве. Он хочет броситься в воду после того, как отец побил его (29 января). Когда обнаруживается подделка подписи, он запирается в своей комнате и снова мудрствует над великим вопросом: «быть или не быть?» (13 апреля); и только любовь к родителям заставляет его оставить мысль о самоубийстве. Конечно, в незрелом юношеском преувеличении
много пафоса, но все-таки па :*то нельзя смотреть только как на тщеславие. Дневник его от начала до конца совершенно прост и искренен; и нельзя сомневаться, что, после унизительного наказания, страстным юношей, с отчаяния, серьезно овладела мысль о самоубийстве.
Удивительно, что мальчик таких лет, каким был тогда Лассаль, способен так пылко, так страстно ненавидеть. За ненавистью у него обыкновенно тотчас же следует непреодолимая жажда мести. Око за око, зуб за зуб! Он дает клятву, что не успокоится, пока не отомстит. Во время ссоры с сестрой он бросается на колени и кричит так сильно, что голос его становится хриплым: «Боже, Боже! сделай, чтобы я никогда не забыл этого часа! Змея, заливающаяся крокодиловыми слезами! ты пожалеешь об этом часе. Клянусь Богом! Буду ли я жить пятьдесят лет, или сто, я не забуду этого до смертного часа. Не забудешь и ты!» (и января). О человеке, который хотел оскорбить его сестру, он восклицает: «Проклятие ему! хотя бы еще двадцать лет пришлось мне ждать, я накажу его и сумею отомстить за оскорбленную честь моего дорого отца» (12 января).
Описывая, как плохо обошелся с ним в школе один из учителей, он говорит: «Терпение, терпение, время придет!» Об однокласснике, который смотрит на него с злорадством, он пишет: «Этот взгляд зажег во мне ненависть к нему, такую ненависть, которая, клянусь- Богом, долго будет жить во мне, не скоро охладеет. Кроме него я ненавижу еще только одного человека—Т. (прежнего жениха его сестры). Клянусь Богом, эта ненависть будет длиться вечно. Смерть ему! Негодяй! Я буду желать ему погибели до моего последнего издыхания, клянусь Богом! Я не ограничусь одним только желанием. Я сам приступлю к делу!» И он еще более усиливает проклятия. Он проклинает с яростью ветхозаветной Деборы: «Самос ужасное проклятие — мне самому, если я успокоюсь прежде, чем отомщу; страшно отомщу этой собаке
за сестру и отца. Будь я проклят здесь и там, если когда-нибудь забуду об этом! Будь я проклят, если не заставлю его страдать в десять раз больше, чем те муки, которые он причинил отцу и сестре! Боже, ты слышишь это! (8 марта).
И с этой местью он не шутит. Он чувствует искреннее злорадство, если его врагу приходится плохо. Можно подумать, что слышишь псалмопевца, молящего о погибели своего врага. Он торжествует, если рассердит человека до болезни (i марта).
Когда я прочел эти страстные места, я живо представил себе Лассаля, каким я видел его позже, в 1864 году, в Изсрлоне, когда он стоял на ораторской трибуне перед тысячами рабочих, с приподнятой правой.рукой, с блестящими глазами. Он—тот же и в 1864, и в 1840 годах.
Присмотримся поближе к окружавшим молодого Лассаля в начале 1840 года.
Бреславльский друг юности Лассаля оказал нам значительную помощь при восстановлении картин •личных местных отношений Лассаля в Бреславле. Знать их необходимо для вполне ясного понимания нижеследующего; и к ним читателю часто придется возвращаться, так как я не хотел испещрять записки Лассаля примечаниями.
Отец Лассаля жил в собственном доме на углу Дворцовой улицы и Конной площади, сзади которой протекала, теперь засыпанная, речка Олэ. В этом здании, существовавшем уже двадцать лет, отец Лассаля, который вел крупную торговлю шелковыми и текстильными товарами, имел контору—«Gewolbe», как называют в Бреславле и в некоторых других городах. Старик Лассаль отличался видной и внушительной наружностью, был высокого роста и крепкого телосложения, с умным и приятным лицом. Он обладал порядочным состоянием и пользовался хорошей репутацией. Вспыльчивость доводила его иногда до запальчивости, но он, в сущности, был добр и нежно любил своего сына. Его жизнь с матерью
— 19 —
Лассаля, женщиной, вечно на что-нибудь жалующейся, была не вполне спокойна. К тому же госпожа Лассаль была глуховата. Излюбленной привычкой старика Лассаля было послеобеденное посещение коммерческого клуба—дружеского собрания на подобие берлинского братского союза; и из-за этих посещений в доме часто возникали семейные сцены. Старшая дочь Фридерика была красивая, свежая, живая девушка. Фердинанд был также красивый мальчик, высокий для своих лет, хорошего телосложения, с замечательно правильной головой, с роскошными темнорусыми кудрями, с высоким лбом, пря- -мым носом и большими, умными, голубыми глазами. В доме жила еще сирота Эмилия, на половину член семьи, на половину прислуга. Кроме того, есть случайное указание, что домашнее хозяйство было на руках у ключницы и кухарки. Внизу, в конторе, кроме отца, за делами присматривал приказчик. Домашними врачами были Гуттентаг и Пстцольд, очень дельный хирург.
