Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
181
Всем своим адресатам цесаревич послал только копию того самого необыкновенно любезного и невнятного «рескрипта» Александра от 2 февраля 1822 года, в котором Константин Павлович и видел «высочайшее соизволение» на его отречение от престола. Куда как естественнее было присовокупить упоминание о государевом манифесте, меняющем порядок престолонаследия, документе определяющем в данной ситуации — Константин молчит, не оттого ли, что или ничего об этом не ведает, или ни в чем не уверен?
Загадочное поведение Александра, туман, которым он окружил вопрос о престолонаследии, имеют свои объяснения, сформулированные историками позднейшего времени10. Невнятность ситуации удерживала обоих младших братьев государя на почтительном расстоянии от престола, так что ни один из них не мог питать сколько-нибудь определенную надежду на корону. Константин был уверен, что наследник Александра — Николай. Николай не исключал, что наследник — Константин. В итоге наследником не был никто.
Слух
«Император Константин Павлович и великий князь Михаил Павлович, отправившийся к брату своему в Варшаву, арестованы и уже привезены в Петропавловскую крепость»11.
Генерал-губернатор Санкт-Петербурга граф Михаил Андреевич Милорадович про хранившийся в Успенском соборе манифест Александра не ведал тоже. И не оставил великому князю Николаю никаких шансов. Власть Милорадовича была настолько велика, убежденность в собственной правоте столь тверда, что он вышел победителем. И еще больше запутал дело.
25 ноября, в день, когда курьер принес весть из Таганрога о том, что государь при смерти, Николай Павлович пригласил к себе председателя Госсовета князя Петра Васильевича Лопухина, князя Алексея Борисовича Куракина и Милорадовича. Великий князь наконец открыл им тайну, о которой давно бродили в обществе слухи, но никто ничего не знал доподлинно. Николай Павлович сообщил собравшимся, что после развода с первой своей супругой, великой княгиней Анной Федоровной, Константин отрекся от престола и Александр завещал престол ему, Николаю. Похоже, и Николай говорил лишь об устном завещании императора и не упомянул о том, что в Успенском соборе лежит разъяс-
182
няющий дело манифест. Впрочем, и манифест Николаю не оказал бы никакой помощи.
«Гр[аф] Милорадович ответил наотрез, что вел[икий] кн[язь] Николай не может и не должен никак надеяться наследовать брату своему Александру в случае его смерти; что законы империи не дозволяют государю располагать престолом по завещанию; что притом завещание Александра известно только некоторым лицам и неизвестно в народе; что отречение Константина также не явное и осталось необна-родованным; что Александр, если хотел, чтоб Николай наследовал после него престол, должен был обнародовать при жизни своей волю свою и согласие на нее Константина; что ни народ, ни войско не поймет отречения и припишет все измене, тем более что ни государя самого, ни наследника по первородству нет в столице, но оба были в отсутствии; что, наконец, гвардия решительно откажется принести Николаю присягу в таких обстоятельствах, и неминуемое за тем последствие будет возмущение. Совещание продолжалось до двух часов ночи. Великий князь доказывал свои права, но гр(аф] Милорадович их признать не хотел и отказал в своем содействии. На том и разошлись»12.
Милорадович хорошо знал свой народ, который просто не понял бы отречения, проделанного в столь странной форме, и будущее подтвердило его правоту. Граф верно указал и на то, что подобные договоренности не могут заключаться в узком семейном кругу и должны предаваться гласности. Вместе с тем в настойчивости Милорадовича можно увидеть не только жажду законности, но и искреннюю симпатию к Константину Павловичу, желание видеть на престоле именно его. Когда позднее из Варшавы пришло известие о том, что Константин не хочет принять уже принесенной ему присяги, Милорадович остановился перед портретом цесаревича и сказал сопровождавшему его полковнику Федору Глинке: «Я надеялся на него, а он губит Россию»13.
Смелый, ясный, быстрый и точный генерал, герой войны 1812 года, бок о бок воевавший с Константином во время суворовских походов, обладавший даром говорить с солдатами так, что они ему верили, всегда готовый разделить с войском невзгоды и лишения военного похода... Когда мятеж на Сенатской площади уже начался и подученные солдатики кричали «Ура, Константин!», именно Милорадович поехал их уговаривать. «Став перед передним фасом каре, он вынул свою шпагу и, показывая клинок ее солдатам, сказал им с необыкновенным одушевлением: «Эту шпагу подарил мне великий князь Константин Павлович после похода Cy-
183
ворова в Италию и Швейцарию в знак своей дружбы ко мне и с надписью о том вот на клинке: "Другу моему Милора-довичу"». С тех пор я никогда не разлучался с этой шпагой, и она была при мне во всех походах и сражениях. И я ли, после этого, стал бы действовать против моего друга и благодетеля и обманывать вас, друзья, многие из которых были со мною в походах и сражениях?»14
Слушатели внимали ему с доверием, многие из них и в самом деле прошли с генералом огонь и воду и были почти убеждены. Колебание стало настолько заметно, что прогремел выстрел. Милорадович упал. Он провел около пятидесяти сражений, но это было его первое ранение. Когда домашний врач вынул из тела пулю, генерал внимательно осмотрел ее, перекрестился и сказал: «Слава Богу! Это не солдатская!» Теперь и умирать было нестрашно. И он умер, прижав к груди собственноручное письмо государя Николая Павловича, выражавшее надежду на Бога и подписанное словами: «Твой друг искренний».
