Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
110
Кто кого отделал, стало ясно спустя два часа. Константин получил от Барклая конверт с предписанием сдать корпус и выехать из армии. Цесаревич вынужден был повиноваться. Гвардейский артиллерист И. С. Жиркевич писал, что после встречи с Барклаем великий князь «рвал на себе волосы и сравнивал свое положение с должностью фельдъегеря»74. 10 августа Константин поскакал в Петербург, чтобы взять реванш и склонить императора к отставке Барклая75. Цесаревич беспокоился напрасно — решение о назначении главнокомандующим человека с русской фамилией давно уже было принято царем. Известие о том, что место Барклая займет один из самых умудренных и опытных генералов армии светлейший князь М. И. Кутузов, застало Константина на пути в Петербург.
На подъезде к столице он встретил Кутузова, спешащего в армию, и рассказал ему об общем положении русских войск. А чуть раньше увидел самого Константина на дорогах войны адъютант нового главнокомандующего, Александр Иванович Михайловский-Данилевский, который тоже направлялся в действующую армию. «Я никогда не забуду впечатления, — вспоминал молодой адъютант Кутузова, — которое произвело на меня следующее зрелище на станции Тосна, близ Новгорода. Приехав туда довольно поздно вечером, я увидел множество народа, стоявшего около одного дома в величайшем молчании, и на вопрос мой, что это значило, мне показали спавшего под навесом сего дома на соломе Константина Павловича, возвращавшегося из армии в Петербург. Он был завернут в серую шинель, спокойствие и вместе с тем горесть изображались на бледном лице его; вблизи никого не было видно из свиты его, и только скромная коляска, запряженная четырьмя лошадьми, стояла неподалеку. Вид внука Екатерины, спавшего на соломе, меня поразил; но усладительно было смотреть на заботливость народа, вокруг него собравшегося, обнаружившего оную безмолвием и телодвижениями, чтобы не нарушать покоя его. Добрые ямщики, с коими я говорил, изъяснили мне в самых сильных выражениях неограниченную преданность свою к императорскому дому»76.
Но внук Екатерины, приехав в Петербург, по воспоминаниям сильно недолюбливавшей его императорской фрейлины Р. С. Эдлинг, «только и твердил, что об ужасе, который ему внушало приближение Наполеона, и повторял всякому встречному, что надо просить мира и добиться его во что бы то ни стало. Он одинаково боялся и неприятеля, и своего народа и, ввиду общего напряжения умов, вообра-
111
зил, что вспыхнет восстание в пользу императрицы Елизаветы. Питая постоянное отвращение к невестке своей, тут он вдруг переменился и начал оказывать ей всякое внимание, на которое эта возвышенная душа отвечала лишь улыбкою сожаления»77.
Графиня Эдлинг обвиняла Константина в трусости, замечая, что «в виду опасности» он терялся так, что его «можно было принять за виновного или умоповрежденного»78. Графиня судит предвзято, на поле боя она не бывала, мы же знаем, что во многих сражениях цесаревич проявлял и отвагу, и проницательность хорошего военного тактика. Тем не менее великий князь и в самом деле легко мог утратить мужество в решительную минуту, это тоже было в его характере, и нам еще предстоит в этом убедиться. Посему в роковых для русского народа событиях 1812 года участия цесаревич не принимал. Он присоединился к войскам лишь тогда, когда началось отступление французской армии и победа России в войне стала делом решенным. Как утверждает графиня Эдлинг, до своего выезда в армию Константин находился в Твери у великой княгини Екатерины Павловны. Этому, однако, противоречат камер-фурьерские журналы, в которых отъезд Константина из Петербурга в эти месяцы не зафиксирован — вероятнее всего, великий князь провел их в столице79. Тверь же он посетил еще до войны, зимой 1811 года, пробыв там всего десять дней80.
1812-й, 1813-й, 1814-й
В день Рождества Христова 1812 года Александр издал знаменитый манифест об окончании Отечественной войны и изгнании захватчиков из российских пределов: «Объявленное нами при открытии войны сей свыше меры исполнилось: уже нет ни единого врага на лице земли нашей, или лучше сказать, все они здесь очутились, но как? — мертвые, раненые и пленные! Сам гордый завоеватель и предводитель их едва с главнейшими чиновниками своими отселе ускакать мог, растеряв все свое воинство и все привезенные с собою пушки»81.
Дальше можно было не воевать, отправиться на зимние квартиры, сбросить с плеч увесистые ранцы, отдохнуть и погреться. На этом особенно настаивал Кутузов — он считал задачу исполненной, войну оконченной и ни за какую границу идти не хотел. Константин совершенно разделял мнение главнокомандующего и желал мира82. Александр же
112
не сомневался в необходимости продолжить военные действия. Он понимал, что остановиться на русской границе, прекратить преследование Наполеона — значит лишь затянуть войну. Поражение в России только раззадорило французского императора, и это было очевидно — не успев закончить одну кампанию, Наполеон уже готовился к новой и собирал войска. Александр не знал этого доподлинно, но был в этом убежден. А потому освобождение Европы от власти Наполеона должно было стать повсеместным, полным. И освободителем ее будет он, русский православный император.
