Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
Плод Павла и драгой Марии,
Дар низпослан второй сей вам
Дающим Богом всем уставы,
Ко прославлению державы
Российския по всем странам...6
Все привычно, все прилично, мухи мрут на лету, отчего бы и царю природы, скромному служителю муз не вздремнуть, не погрузиться в сладостное. «Монарх явился млад в России» — это при живом-то отце и старшем брате... А не все ли одно? И вдруг посреди голубоватого, шершавого листа вспыхивает клякса. Одна краска так незнакома и свежа, один штрих в этой отлакированной одической картине возник совсем новый. Впрочем, о нем позже... Через три недели после рождения младенца были назначены крестины.
Высокорожденный младенец был внесен в придворную царскосельскую церковь на золотой глазетовой подушке и крещен протоиереем Иваном Ивановичем Панфиловым при большом скоплении придворных обоего пола, статс-дам, фрейлин ее императорского величества, чужестранных министров и в присутствии собственного отца цесаревича и великого князя Павла Петровича. Поднести младенца к первому причастию изволила сама императрица Екатерина, после чего государыня наложила на уже клевавшего носом новокрещенного раба Божьего первую в его трехнедельной жизни награду — орден Святого апостола Андрея Первозванного.
7
«В сей день здесь в Санкт-Петербурге тож отправлено было, во всех церквах, благодарное по сему радостному случаю молебствие, и во время пения Тебе Бога хвалим произведена в обеих здешних крепостях пальба из трехсот одной пушки, и колокольный звон во весь день продолжался. В вечеру же весь город был иллюминирован»7.
Пушечки палят, колокольчики звонят — шуму-то! Не слышал, сопел в кроватке, сосал молоко, поначалу был слаб, угрюм, много капризничал, безутешно плакал, смотрел куда-то вбок, мимо даже самой императрицы всероссийской. Первые месяцы Екатерина всерьез опасалась, выживет ли младенец. Мальчика качали, утешали колыбельными с легким греческим акцентом, вовремя меняли пеленки, кутали, хоронили от сквозняков. На то были мамки-няньки. Марию Федоровну от младенца отстранили, подвело слишком уж русское имя, да и немецкое происхождение нынче стало не ко двору. Вот звали бы Еленой, пусть и Федоровной, вот оказалась бы по нежданному, но счастливому стечению обстоятельств хоть на четверть гречаночкой — можно было бы поразмыслить, пошутить о роли случая в российской истории в письме к Вольтеру или Дидероту...
«Мне все равно, будут ли у Александра сестры; но ему нужен младший брат, коего историю я напишу, разумеется, если он будет одарен ловкостью Цезаря и способностями Александра»8, — писала Екатерина еще до рождения Константина. Крошечному Александру всего полгода, но проницательная бабушка уже различает в нем способности, на гипотетического же его брата уже взвалена непосильная ноша — он просто обречен обладать ловкостью знаменитого римлянина. Супруга Павла исполнила возложенную на нее миссию превосходно — родила мальчишку; на очереди бабушка, и дел у нее выше головы — правильно назвать, воспитать, а затем — «написать историю».
«Смерть как устала, вернулась с крестин господина Константина, явившегося в свет 27 апр. 1779. Этот чудик заставлял ожидать себя с половины марта и, тронувшись наконец в путь, выпал на нас, как град, в полтора часа. Старушки, его окружающие, уверяют, что он похож на меня, как две капли воды. У меня спросили, кто будет восприемником. «Всего лучше бы любезнейшему другу моему Абдул-Гами-ду», — отвечала я; но так как Турку нельзя крестить христианина, то по крайней мере сделаем ему честь и назовем младенца Константином. И все воскликнули: Константин! И вот он, Константин, толстый, как кулак, и я, справа с Александром, слева с Константином. Подобно отцу Тристрама Шенди, люблю звучные имена...»9
8
Власть имени! Имя предсказывает человеку судьбу, имя — иероглиф его извилистого пути, ясная звезда, ведущая за собой в непроглядной жизненной ночи; как многоопытный рыбарь утлой лодчонкой, как царь царством, как страсть грешным сердцем, управляет оно человеком. «Сколько Цезарей и Помпеев сделались достойными своих имен лишь в силу почерпнутого из них вдохновения. И сколько неудачников отлично преуспели бы в жизни, не будь их моральные и жизненные силы совершенно подавлены и уничтожены именем Никодема»10.
Все это Екатерина понимала не хуже простодушного стерновского героя. О том, что за каждым именем тянется шлейф ассоциаций, аллюзий и прочей сверкающей, высокоторжественной мишуры, тем более если имя это даруется особе царской фамилии, — знала и чувствовала даже лучше. И выбрала — не шлейф. Что нам шлейф, что нам тертая, залатанная накидочка, столетиями впитывавшая пыль и позолоту чужих подвигов, но и подлостей, — выбрала порфиру. Константин! Классический профиль великого римлянина проступал сквозь величественное и жесткое сочетание звуков, сквозь свист «К», «С», «Т», сквозь колокольный удар тройного «н»; получалась константа, постоянство и царство, царство небесное и царство земное, христианство и государство. Первый христианский император Константин Великий вошел в жизнь слабого младенца властным, энергическим шагом.
