Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
Цесаревич повиновался государю. И сразу же оказался меж небом и землею. Николай предлагал ему вернуться в Петербург, взять на себя командование петербургской гвардией, но Константин давно уже ненавидел Петербург и придворную жизнь; петербургская же гвардия, которой он командовал в далекой молодости, стала ему чужой. Император писал ему о возможности поселиться в Стрельне, в которой все было устроено по вкусу цесаревича и в которой его окружали бы любящие и преданные ему люди, но Константин не хотел и в Стрельну. «При всей моей признательности за все, что вы благоволили высказать мне, я осмеливаюсь настоятельно умолять вас войти в мое тягостное положение данной минуты и в ту фальшивую роль, которую я вынужден играть; блуждая, как я, разлученный с плачевними остатками моих (войск), которых я не должен был бы покинуть иначе, как расставшись с жизнью, из чувства благодарности за верность, которую они проявляли и доказывали мне во времена моих несчастий; с каким лицом и с каким выражением хотите вы, дорогой и несравненный брат, чтобы я явился к вам в С.-Петербург, где уже, слава Богу,
270
меня, надеюсь, почти забыли? Или я мог бы приблизиться к вам с выражением стыда? Или же с выражением недовольного, каким я, конечно, никогда не буду? Или же с видом огорченного, который будет истолкован своими и чужими в смысле недовольства и фамильной распри, которая равным образом есть и будет совершенно чуждой мне, но которая, несмотря на это, будет по-своему истолкована недовольными, которые кишат повсюду? Или, наконец, для того, чтобы запереться у себя, почти не выходя оттуда, так как, признаюсь, я не буду в состоянии показаться куда бы то ни было, не ощущая стыда за ту жалкую роль, которую я вынужден играть после 36 лет службы. Таково истинное положение вещей, и все вправе будут сказать: он бросил своих, не захотев или побоявшись остаться с ними, и приехал сюда, чтобы жить спокойно и не подвергаться опасности; я не могу представить всем говорунам и в свое оправдание письма, которые вы соблаговолили написать мне; они увидели бы из них только мою покорность и мое послушание, во исполнение вашей высочайшей воли, которая до конца моей жизни будет для меня непреложным законом...»73
Так и продолжались две эти войны — в Царстве Польском и в письмах между двумя братьями.
Отчего Николай так настаивал на удалении Константина из армии? Был ли он до конца откровенен в своих письмах? Возможно, был. Но и двусмысленностей, подобных сражению под Гроховом, тоже не желал. Мольбы Константина поняты — куда было ему деться? Армия была последним его прибежищем и оправданием. Великому князю буквально негде стало приклонить главу. За последние шестнадцать лет он сросся душой с Варшавой, там находился его дом, там была новая родина — он этого дома лишился. Стрельна давно уже превратилась в гостиницу, временное пристанище для кратких заездов в столицу. Ехать туда было и стыдно, и неловко, и тошно.
...Белосток, Слоним, Витебск...
В Белостоке становилось небезопасно, сюда грозил войти отряд генерала Дезидерия Хлаповского (в прошлом любимого адъютанта Наполеона), великодушно предупредившего великого князя о том, что может взять его в плен. 9 (21) мая цесаревич вместе с супругой двинулся в Слоним, но город был охвачен холерой, и из страха за княгиню Лович Константин отправился дальше — в Витебск. Он прибыл сюда 3 (15) июня и поселился в доме генерал-губернатора князя Хованского.
271
КОНЕЦ
Да будет омрачен позором Тот малодушный, кто в сей день Безумным возмутит укором Его развенчанную тень.
Пушкин
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Лев Толстой. Война и мир
С Константином Павловичем трудно было ужиться. Он жил по своим правилам, законам, и подходящее дело для него найти было нелегко. Когда-то Александр не без облегчения отправил брата в Польшу, и если не для поляков, то для самого цесаревича это было вполне удачное назначение. Как мы помним, Александр не отзывал брата из Польши, несмотря на потоки жалоб, невзирая даже на то, что пребывание Константина Павловича в Царстве Польском много вредило делу. Мы уже говорили, что Александр, возможно, не возвращал Константина в Петербург из-за опасений, что вокруг великого князя стянутся оппозиционные силы. Вместе с тем Александр еще и любил брата, любил как друга детских игр, как ближайшего приятеля — у Николая не было к Константину никаких сентиментальных чувств, и о том, что оставшегося не у дел, морально уничтоженного цесаревича нужно хоть куда-то пристроить, государь, кажется, особенно не думал.
«Я здоров, но до крайности скучен, и признаюсь, что надо много и много духу и твердости, дабы перенести теперешнее мое положение, вспоминая каждую минуту прошедшее... есть минуты таковые, что голова идет в круг и до сумасшествия не далеко», — писал Константин Опочинину 5(17) мая 1831 года74. Воспоминания тисками сжимали голову, горькие мысли жгли едким, негасимым пламенем. В том же письме Опочинину Константин вспоминал, как всего-то два года назад Николай приезжал на коронацию в Варшаву, где «был принят с восторгом и с изъявлением наиживейших чувств привязанности и усердия». «Кто бы мог тогда вообразить,
