Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
После долгих уговоров и депутаций встать во главе войска согласился генерал Григорий Хлопицкий, с шестнадцати лет служивший в польской армии, участник нескольких кампаний, сражавшийся под знаменами Наполеона и даже раненый возле Смоленска. Хлопицкий согласился принять должность главнокомандующего только из рук Административного совета, чтобы руководить войсками от имени русского императора. Радикалам все это не слишком понравилось: в проправительственном Административном совете им вполне обоснованно почудились контрреволюционные силы. И 19 ноября (1 декабря) самые горячие из мятежников учредили собственный патриотический революционный клуб, по сути городскую власть, которая должна была противостоять соглашательским решениям Совета. В тот же день в Варшаву явился из Вержбы адъютант изнывавшего от неясности и бездействия Константина Павловича Владислав Замойский. Он дал понять представителям Совета, что великий князь может принять у себя депутацию, но только все это должно иметь вид, будто депутация без всяких подсказок отправилась к цесаревичу по инициативе самого Совета.
20 ноября (2 декабря) депутация в составе Адама Чарто-рыйского, Лелевеля, Островского и Любецкого отправилась в Вержбу и едва не поплатилась за это — как только депутаты сели в карету на Банковской площади, «целые тысячи народа», как эмоционально замечает один из главных летописцев восстания Мохнацкий, окружили и остановили карету. «Ее отворили: со всех сторон слышали посланники Совета исступленный крик, грязные намеки, острастки; насилу после торжественнейших уверений успели они пробраться сквозь толпу, которая провожала их чрез первые от банка улицы»52.
259
Встреча цесаревича с депутацией состоялась в маленькой тесной комнатке в присутствии княгини Лович, которая поддерживала супруга, как могла. И, похоже, он в ее поддержке крайне нуждался. Обсуждение продолжалось пять с лишним часов и кружилось вокруг трех главных вопросов — ухода цесаревича из Царства Польского, судьбы западных губерний, амнистии Николая всем восставшим. Относительно первого вопроса мнения депутатов разделились — Чарторыйский и Любецкий считали, что удаление Константина Павловича за пределы Польши означает окончательный разрыв с Россией, а это вовсе не входило в их планы. Лелевель и Островский, да и сам великий князь, склонялись к тому, что уход необходим, оттого что неизбежен.
Разговор о присоединении провинций быстро зашел в тупик — цесаревич холодно заметил, что не уполномочен императором вести об этом переговоры.
Наконец, депутация настаивала на том, чтобы цесаревич ходатайствовал перед государем о всех, принимавших участие в восстании — Константин Павлович обещал заступиться лишь за тех, кто сознается в своем заблуждении, но в итоге согласился с формулировкой депутатов — просить о прощении для всех.
Впервые «тихий ангел» Константина Павловича княгиня Лович выступила в совершенно непривычной для себя роли. Темперамент страстной и любящей женщины (которая в решительную минуту сумела расстаться со своей легендарной, но, возможно, никогда и не существовавшей кротостью) проявился в сцене переговоров с депутацией вполне.
«Во все время этих переговоров великий князь казался очень спокоен духом и говорил не много. Зато княгиня говорила с увлечением и запальчивостью, переходя от угроз к просьбам и наоборот; но ничто не помогло, и депутаты удалились, взяв слово от великого князя, что если б он был принужден впоследствии сделать нападение на Варшаву, то должен был предупредить их о том за 48 часов. Рассказывают некоторые очевидцы, что будто бы великому князю предложена была депутатами корона польская, но что княгиня в энергических выражениях отвергла это, высказав им всю дерзость такого предложения; любопытно, что депутаты не на шутку надеялись на успех»53.
В конце переговоров Константин заметил в довольно резкой форме, что желает остаться непричастным к восстанию и может только ходатайствовать о помиловании виновных. «Между нами нет виновных!» — закричал в ответ на это Островский и надел «конфедератку»54. Тем все и закончилось.
260
На следующий день к Константину приехал выходец из немцев генерал Шембек, которого цесаревич, убежденный в его верности и готовности помочь, принял как родного. Шембек сейчас же обещал привести свой 1-й егерский полк, стоящий пока в Блони, к лагерю великого князя. Вернувшись к войску, генерал обнаружил, что полк желает шагать вовсе не в Вержбу, а в Варшаву, не стал этому противиться и легко отдал приказание присоединиться к восставшим. Шембека и его солдат встретили в городе как героев. Силы революции прибывали.
Положение великого князя и верных ему войск, расположившихся на Мокотовском поле, делалось все хуже — у них не было ни пищи, ни одежды, ни крыши над головой; выступая из города, никто не ожидал, что поход затянется более чем на сутки. «Восстание берет сильно вверх, порывы его в эту ночь были страшные — удержать их было нельзя ничем, — прыгающим почерком писал Любецкий в записке великому князю в ночь после возвращения депутации. — Совет не может иметь никаких сношений с вашим императорским высочеством — одна мысль договора с вами подвергла его величайшей опасности. В таком положении дел Совет предлагает вашему высочеству одно из двух — или сдаться, или тотчас уходить»55.
