Жизнь замечательных людей: Марина Мнишек - Козляков В.
ISBN 5-2З5-02790-6
Скачать (прямая ссылка):
196
до отъезда отца только и было забот, что о своих нарядах. Но Марина по-прежнему искренне тоскует и просит отца писать как можно чаще: «Я не могу ни в чем более находить удовольствия и утешения, как осведомляться о добром вашем здоровьи и благополучном состоянии, и спрашивать о том, о ком желательно мне чаще слышать»24.
Еще и 23 марта — этой датой помечено следующее письмо Марины Мнишек отцу — она не имела «достоверного известия» о том, «где и в каком положении» находится сандомирский воевода. Все, что ей было известно, это то, что отец добрался до Польши, но она даже не знала, виделся ли он с ее матерью (единственное упоминание о матери в письмах Марины Мнишек к отцу). Она оправдывала отца: его могли задержать «сеймовые нужды» или сам король «отвлек» на «долгое время». Но ей очень нужно было подтверждение того, что отец каким-то образом продвигает в Польше «московские дела». Под Москвою все оставалось по-прежнему, и царь Дмитрий никак не мог достичь своей главной цели, въехать в столицу и сесть на престол, чего все, в том числе и царица, ждали от него. Польское войско в Тушине лишь обнадеживали будущей окончательной победой и уплатой заслуженного, о чем Марина и уведомляла отца: «В каком состоянии оные дела были при вас, в таком и ныне, только войско польское удержано до того времени, хотя бы и платы оному не было, пока всемогущий Бог к желаемому все то приведет окончанию»25.
В мартовском письме опять содержалась собственноручная приписка Марины Мнишек. В ней она писала уже не о московских, а о своих личных делах. Делала она это в спешке, что тоже очень показательно. Отъезжающий «господин коморник» очень спешил, оставив воеводу Юрия Мнишка, а вместе с ним и будущих историков без подробностей самостоятельного пребывания Марины Мнишек в Тушинском лагере. Очевидно, что жизнь в лагере под Москвой оказалась совсем не той, на которую рассчитывала «царица». С одной стороны, с ней обращались так же, как и при отъезде отца. С другой же — ничего, о чем она просила, не выполнялось. У нее не было средств даже на то, чтобы самостоятельно отправить своих людей с письмами (не позволяли децемвиры?). Потому-то она и использовала оказию. Царица вспоминала о других временах, когда она хотя бы имела возможность наслаждаться обществом отца. В последней фразе из ее письма, помимо докучливой просьбы о присылке изысканных блюд (не очень уместной, принимая во внимание хотя бы расстояние между Самбором и Тушином), содержит-
197
ся ностальгическое воспоминание о лучших временах: «Помню, милостивый государь мой батюшка, как вы с нами кушали лучших лососей и старое вино пить изволили, а здесь того нет; ежели имеете, покорно прошу прислать».
Видимо, «царь Дмитрий» следил за тем, чтобы от Марины Мнишек не уходили лишние сведения в Речь Посполитую. Сам же он не меньше своей «царицы» ждал известий от сандомирского воеводы и был «удивлен» отсутствием оных, хотя сейм вот уже несколько недель как завершил работу. 12 апреля 1609 года Лжедмитрий II послал к «отцу» и «тестю» своего канцлера, которому поручил обсудить ход «предпринятых и постановленных дел». Но «доброжелательному сыну» нечего было сообщать воеводе: «Изменник наш (царь Василий Шуйский. — В. К.) еще и доселе держится; но уповаем на Бога, что начатое дело вскоре действие свое возъимеет»26. О Марине Мнишек в этой грамоте, равно как и в других к сандомирскому воеводе, не говорилось ни слова.
Непонятно, почему воевода Юрий Мнишек прекратил переписку с Тушином, прекрасно зная, что там находится его дочь. 10 августа 1609 года «Марина царица» попыталась сама выяснить это у отца. Она писала, что использовала любую возможность, чтобы получить известие «о здоровье вашем, милостивого государя моего родителя». Марину очень удручало, что она не получила никакого ответа и особенно совета в самых «необходимых» для нее делах. Все это выглядело тем более удивительно, что, как подчеркивала Марина Мнишек, она писала некоторые из этих писем сама. Она еще и еще раз просила отца не оставлять ее без поддержки, прямо жалуясь, что находится «в печали»: «Ибо я при нынешней печали моей, не зная какой оборот примут дела московские, ни в чем более не нахожу утешения, кроме как чаще получать письма от вас государя моего родителя». Впрочем, она по-прежнему была готова терпеть страдания ради исполнения высокой миссии, внушенной ей отцом. Марина продолжала ожидать перемен в «московских делах», чтобы увидеть, по ее словам, «вожделенные успехи дома нашего»27.
А между тем к лету 1609 года в истории Смуты произошли очень драматичные события. Если приезд Марины Мнишек повлиял на очевидные успехи Тушинского вора в октябре-ноябре 1608 года, то действия самих тушинцев, начавших беззастенчивый грабеж присягнувших им территорий, оттолкнули от самозванца целые города и области. Конрад Буссов описал картину невероятного разложения подмосковных таборов, напоминавших Рим времен упадка в результате действий «десяти тысяч ратников», которые «не
198
ленились, жгли, убивали, грабили всюду, куда им только удавалось попасть». Тушинский лагерь был «завален всяким провиантом: маслом, мукой, медом, питьевыми медами, солодом, вином, всевозможным скотом в таком изобилии, что можно было удивляться. Головы, ноги, печень, легкие и другие внутренности животных выбрасывались, и их так много лежало всюду на проходах в лагере, что собаки не могли всего сожрать, и из-за этого в лагере распространилось такое зловоние, что даже стали опасаться мора. Ежедневно самые маленькие люди в лагере варили и жарили что только есть отменного, пили больше медов, чем пива, в таком изобилии был найден готовый мед у крестьян и в монастырях»28. Смоленские лазутчики сообщали в начале 1609 года о том, что «Дмитрей, что зовется цариком, хочет оттуль с того обозу рушитца прочь, от Москвы за три мили, за пятнадцать верст, стать на новом месцу, потому што на весне смрад и воня войско подушит, а певне ждет весны и просу-хи, хочет огнем Москвы добывать и жечь»29.
