Италия конца XIX века: судьбы людей и теорий - Кин Ц.И.
Скачать (прямая ссылка):
В чем смысл несогласия? Лабриола убежден, что «пролетариат уже выходит, сам по себе, на первый план истории». Жестоко заблуждаются те, кто думает, будто он нуждается в их руководстве. Радикалы исторически и фактически являются крайне левым крылом буржуазного п полубуржуазного либерализма. Когда они честно и открыто критикуют недостатки и злоупотребления, бескорыстно способствуют созданию народных школ, ведут борьбу против милитаризма —хорошо. Если они «гуманисты, филантропы, идеалисты»,— тоже неплохо. Только пусть они не забывают о том, что существуют железные законы. Что в монархиях и в республиках сейчас господствует капитализм и что те из них, кто хочет уцелеть после неизбежного падения буржуазии, должны недвусмысленно и решительно примкнуть к социалистам.
Сознательные рабочие не верят ни клерикалам, ни радикалам, не питают иллюзий насчет буржуазных парла-
118
ментов, понимая, что те никак не смогут разрешить «социальный вопрос». Они хотят лишь, чтобы эти парламенты обеспечили им гражданские свободы и возможности для развития культуры. Вообще же буржуазная политика и социализм — это два различных периода человеческой истории, и ничье искусство не смогло бы преодолеть разрыв между ними. И, наконец, идет лишь слегка завуалированный отрывок из автобиографии самого Лабриолы. Он пишет: «Меня заставляет сделать это публичное и решительное заявление не только всегда свойственное мне желание говорить всем, и всегда, и везде, и при всех обстоятельствах то, что мне кажется правдой, но также и серьезные мотивы личной самозащиты и законного чувства собственного достоинства. С тех пор как я несколько лет тому назад публично провозгласил себя социалистом (после того как в моем уме и в моей душе созрела эта доктрина и эта убежденность), я всегда затыкал уши, слыша не слишком серьезную, не слишком вежливую и не слишком разумную критику тех, кто думает, что поймали человека на месте преступления, если утверждают, что идеи, к которым он пришел, не те же самые, с которых он начинал. На такие обвинения я всегда отвечал с чистой совестью, что мыслить иначе, через большой промежуток времеш, не значит противоречить себе, но значит развиваться. Не говоря уж о том, что я не знаю, сколько из этих исписавшихся и грубых критиков читали и слышали то, что я, действительно, писал, чему учил и что говорил двадцать лет тому назад, с чего я в самом деле начинал й к чему в самом деле пришел» 1Э.
Да, Лабриола не написал всего этого Энгельсу, но, как видим, написал прямо, публично, с большой силой в открытом письме, которое означало его окончательный разрыв с радикалами. Решение не было внезапным, оно созревало постепенно. Еще в 1889 г. он предложил Клубу начать агитацию за установленпе в Риме памятника Мадзини; в то время он еще считал социалистическое движение прямым продолжением и развитием демократического движения Мадзини, которого публично называл «пророком», «предтечей» и «вечным символом». Но, когда год спустя Лабриолу просили написать о Мадзини статью, он ответил, что не следует тому воздавать «неуместные почести», вслед за теми, кто, ошибаясь и путая, «делают
і гз
из него ни более ни менее как современнейшего социалиста, между тем как он находился как раз на половине пути между либерализмом, чье время кончалось, и социализмом, чье время наступало».
В 1887—1888 гг. Лабриола, хотя и считал себя «теоретически социалистом», все же еще оставался на позициях «градуализма». Лишь ко времени первого письма к Энгельсу и открытого письма Соччи, Лабриола стал теоретически рассматривать эпоху Мадзини и начало 90-х годов как два разных исторических периода. Он уже был убежден в том, что пролетарское движение «не есть простое продолжение либерального двшкения» и что «социальная революция есть нечто совершенно отличное от буржуазной революции в целях, средствах и тактике». Это было подготовлено и философскими раздумьями и политической эволюцией предшествовавших двух лет.
Переписка Лабриолы с Энгельсом продолжалась свыше пяти лет. Письма Лабриолы к Энгельсу показывают человека острейшего ума; он сам был отлично информирован и информировал Энгельса, регулярно посылая ему итальянскую прессу и обращая его внимание на различные факты. Так, присланные им материалы были использованы Энгельсом в блестящих статьях «Об итальянской панаме».
Турати впервые написал Эпгельсу 23 февраля 1891 г., посылая ему три номера только что начавшего выходить журнала «Критика сочиале». В это время Турати переживает большой внутренний подъем, полон энергии и веры в будущее. Он очень счастлив. Турати пишет по-французски и обращается к Энгельсу официально: «Monsieur!». Впоследствии вся переписка Энгельса и Турати будет вестись на французском, и лишь последние несколько слов Энгельса — по-итальянски. Турати пишет сдержанно и скромно, говорит о глубоком уважении, с которым к Энгельсу и его трудам относятся «молодые люди» в Италии, изучающие социализм, «берет на себя смелость» послать Энгельсу свой журнал. Все очень хорошо, и заключительная фраза тоже: «Примите, милостивый государь, выражения моего глубокого сыновнего почтения». Но, увы, одну неловкость Турати делает: простодушно сообщает, что в третьем номере Ячурнала пишет также «мой друг, профессор Акилле Лориа», дальше идут похвалы по адресу Лориа, которого Энгельс не уважал.
