Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
Получив этот рапорт из Пскова, Тайная канцелярия распорядилась: «Вы-шепоказанных изветчика Смородова и целовальника Курносова и свидетелей взять в Походную Тайную канцелярию и о присылке их в немедленном времени в Псковскую провинциальную канцелярию послать указ, а как присланы будут, и оных Смородова и Курносова роспросить обстоятельно, а против оного Смородова показания и означенных свидетелей роспросить же по заповеди Святаго Евангелия и под страхом смертной казни, и, буде между ними в чем учинитца с кем спор, и в том дать им очные ставки».
Мысль о предоставлении больших прав местным властям в расследовании некоторых политических дел не нашла отражения и в проекте разделов нового Уложения 1750-х годов о государственных преступлениях. Авторами этих разделов, как уже отмечалось выше, являлись сами инквизиторы, которые считали, что нужно сохранить прежний «фильтрационный режим» расследований на местах и если губернаторам и воеводам, что «покажетца из дел что-либо сумнительное» то им «лучше, не чиня решения, для резолюции и решения... в Тайную канцелярию обстоятельно писать». При нарушениях этих предписаний местных администраторов предупреждали, что с ними поступят, как с преступниками.
Поэтому «несмелые», на первый взгляд, действия псковского и иных местных воевод можно понять. Местных начальников, которые начинали расследование важных государственных преступлений, угнетала страшная ответственность. Они боялись допустить какую-нибудь роковую для
149 их карьеры ошибку — узнать больше, чем им, скромным чиновникам, положено знать о «важности» дела. Одновременно, они опасались и доноса на них самих как на тайных покровителей ксшоднику. Воевода, комендант или командир полка никогда не упускали из виду, что за непроворное исполнение следственных обязанностей, за необъяснимую затяжку дела их могли также наказать.
Этих и других опасностей возникало немало, поэтому воеводе казалось проще и безопаснее для себя арестовать изветчика, «окуратно», под битьем батогами, его допросить, есть ли у него что сказать в Тайной канцелярии (не узнавая при этом содержания доноса), затем сообщить об этом в столицу, и смирно ждать указаний из Тайной канцелярии. Как производились эти допросы, видно из дела копииста Григория Порошина, начатое в Глухове в 1755 году. После объявления Порошиным «Слова ж дела», глуховский комендант Делатур его секретно допросил. Порошин «сказал, что он, Порошин, Государево слово и дело за означенными гре-нодерами и солдатом заподлинно знает по пертому пункіу, в чем он под пристрастным троекратным роспросом, под битьем батоги утвердился».
Даже в екатерининские времена, когда уже не было «Слова и дела», а права губернаторов в расследовании государственных и иных преступлений значительно расширились, местные власти инициативы в расследовании не проявляли, требуя подробных пояснений и инструкций от центральной власти и ее представителей. Так было во время восстания Пугачева, так было и раньше.
В 1767 году в Архангелогородской губернской канцелярии началось, под общим контролем Петербурга, следственное дело по доносу монаха Никольского Карельского монастыря Филарета Батогова на Арсения Мациевича, который сидел под арестом в этом монастыре и позволил себе, в присутствии монахов и охраны, неуважительно высказываться об императрице. Все допросы участников дела губернская канцелярия свела в два экстракта — «под литерой "А" и "Б"», причем в экстракт «Б» внесли показания, в которых содержалась «большая наиважность в рассуждении прописанных в них важнейших противных слов».
Этот экстракт, как его черновик, так и беловик, писал, не доверяя канцеляристам, сам губернский прокурор Нарышкин. Перебелять экстракт ему помогали другие высокопоставленные «подьячие» — товарищи по губернскому присутствию. Собственно из губернской канцелярии к делу допустили только губернского секретаря, который ведал как раз секретными делами.
По-видимому, дело Мациевича для архангелогородских губернских руководителей оказалось непривычным, они явно «сробели» и в доноше-нии на имя императрицы писали, что «далее по сему делу, как оно в великой важности состоит, к следствию губернская канцелярия be имеет смелости приступить без высочайшего Ея и. в. повеления» и что «губернаторские товарищи и прокурор, по рабской своей должности и присяге, во изыскании по сему секретнейшему делу истины и в скором и порядочном онаго производстве и окончания, столько от всего своего рабского усердия, денно и ночно старались, сколько их сил и разуму доставало... Если же в письме тех допросов и экстрактов или во всем производстве, при высочайшем Ея и. в. разсмотрении, усмотреть соизволите каковыя ошибки и неисправности, в том Архангелогородская губернская канцелярия просит милосердного прощения».
150 ' :.h- Православная церковь и политический розыск
J-C*
V История взаимоотношений церковных и сыскных органов — тема от-де®>ной книги. Во многом эти взаимоотношения отражали то положенеє, в котором находилась церковь в самодержавной России со времен Московской Руси. А эти взаимоотношения сводились к полному подчинению церкви светскому государству. Сам процесс такого подчинения — характерней шая черта в развитии многих народов и стран. Но в России Ofr приобрел особо уродливые черты, превратившие церковь в государственную контору, полностью подчиненную и зависимую от воли самодержца. Священник рассматривался властью как должностное лицо, который служит государству и наряду с другими чиновниками обязан прижимать изветы. В указе 1737 года о доносах на возможных поджигателей сельский священник назван в одном ряду с дворцовыми и иными приказчиками, которым деревенский изветчик должен был в первую очередь сообщить о своих подозрениях.
