Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
При Анне Ивановне было организовано четыре Следственные комиссии по делам политического розыска — по делу смоленского губернатора князя А. А. Черкасского (1734), бывшего главы верховников князя Д. М. Голицына (1736), фаворитов Петра II князей Долгоруких (1738) и кабинет-министра А. П. Волынского (1740).
Позже, в короткое правление Анны Леопольдовны, действовали две Следственные комиссии (одна из них называлась Генеральская комиссия) по делу регента Э. И. Бирона и его сподвижника А. П. Бестужева-Рюмина (1740—1741). С приходом к власти 25 ноября 1741 года Елизаветы Петровны была создана Следственная комиссия по делу свергнутых ею Остермана, Миниха, Левенвольде и других. В 1743 году существовала Следственная комиссия по делу Лопухиных, в 1749 году — Комиссия о преступлениях Лестока, а в 1758—1759 годах — Следственная комиссия по делу бывшего канцлера А. П. Бестужева-Рюмина.
Все эти комцссии учреждались по именному указу, среди членов им определенных, обязательно находился начальник Тайной канцелярии,
120 іьш, в сущности, и направлял деятельность комиссии, ибо настоя-«исследование» велось не на заседаниях таких комиссий, а в самой Дайной канцелярии. Закончив работу (как правило, весьма непродолжительную) Следственная комиссия, на основе допросов подследственных, составляла экстракт (иногда — «Краткий», иногда — «Обстоятельный») на имя государыни и «сентенцию» — приговор, который верховная власть «апробировала», то есть одобряла. Во многих случаях этот приговор выдерживался в духе прямых указаний государыни или ее, известных членам Комиссии, пожеланий.
Вот два характерных примера работы следственных комиссий: один — по делу Черкасского, другой — по делу Волынского. 24 марта 1734 года Следственная комиссия по делу Черкасского (он обвинялся в сношениях с принцем Голштинии, будущим Петром III) доложила результаты своей работы императрице Анне Ивановне: «По доношению доносителя Федора Миклашевича на бывшего Смоленского губернатора князь Александра Черкасского и из ответов его, Черкасского, и о прилучившихся по тому же делу, кои были в розысках, и о прочих, что по следствию в оной комиссии явилось, о том о всем Ея. и. в. помянутая комиссия приносит при сем экстракт и всеподданнейше у В. и. в. помянутая комиссия просит о всемилостивейшем указе по тому делу, что В. и. в. повелите чинить». К экстракту был приложен доклад самой Комиссии, в котором императрице предлагали два варианта приговора.
С одной стороны, допросы показали, что и изветчик и ответчик дали «переменные речи» и поэтому, считала Комиссия, нужно продолжать расследование «розыском», то есть подвергнуть Миклашевича и Черкасского пыткам. С другой же стороны, «ежели В. и. в. того чинить повелеть не соизволит, то учрежденная Комиссия мнение свое представляет следующее: по всем обстоятельствам и исследованиям и по розыскам о том деле...» и далее следуют выводы Комиссии о деле, которые, в целом, клонились к тому, что Комиссия, несмотря на установленный ею факт несомненной вины бывшего губернатора, тем не менее, не настаивала на первом — жестком, варианте: «Комиссия не усмотрела, чтоб до какого глубокого следования [замысла] дошло, но токмо тот злой умысл происходил от него, Черкасского, с ним, Миклашевичем, в словах и на письмах и тако упомянутая комиссия В. и. в. по присяжной должности представляет, что оный Черкасский не токмо в собственноручных нескольких своих повинных, без всякого принуждения, по собственному своему желанию написанных, також и в допросех показал, но и пред В. и. в. изустно вину свою приносил...».
Между тем известно по материалам розыска, что лишь обнаружение розыском злого умысла «в словах и письмах» быстро вело других людей к эшафоту. Здесь же Комиссия оказалась необыкновенно мягка к явному изменнику и заговорщику. Мягкость эта объясняется исключительно тем, что государыня, по ходатайству родственников Черкасского, уже в ходе следствия простила бывшему губернатору его самые страшные прегрешения и решила не отправлять его на зшафіот, а ограничиться ссылкой его в Сибирь, что и до составления экстракта было известно членам Следственной комиссии. В ходе своего расследования Комиссия уже изначально исходила из этих милостивых намерений государыни, которая, по-види-мому, настолько смягчилась, что даже вернула потом Черкасского и из ссылки.
121 Совершенно иначе завершила свою работу Следственная комиссия 1740 года по делу кабинет-министра А. П. Волынского. Созданная указом 13 апреля, она состояла из трех полных генералов, трех генерал-поручиков, двух тайных советников и одного генерал-майора. В учредительном указе отмечалось, что Следственной комиссии необходимо допросить Волынского о письме, которое он подал летом 1739 года самой императрице и в котором он жаловался, в весьма туманных выражениях, на своих недоброжелателей и, прежде всего, на вице-канцлера А. И. Остермана. Это письмо было расценено как оскорбительное для императрицы: «Дерзнул нам, своей самодержавной императрице и государыни, — сказано в указе, — якобы нам в учение и наставление некоторое важное, и в генеральных многому, толкованию подлежащих, терминах сочиненное письмо подать». Кроме того, Следственной комиссии предписывалось разобраться с инцидентом, который произошел в приемной Бирона. Волынский, как-то раз придя с докладом к Бирону, увидел среди челобитчиков, толпившихся в приемной временщика, известного поэта В. К. Тредиаковскош, которого кабинет-министр как раз накануне избил за непослушание и который, к неудовольствию министра, пришел теперь жаловаться на него Бирону. Недолго думая, Волынский выгнал Тредиаковскош из приемной палкой. Наконец, Комиссии предстояло разобрать «многие другие в управлении дел наших немалые подо-зрительства в непорядочных его поступках».
