Джироламо Кардано - Гутер Р.С.
Скачать (прямая ссылка):
Три науки он считал «божественными»: медицину, математику и астрологию. «Медицина, божественная вещь, освобождает не только тело от болезней, но и душу от предрассудков»! Что же касается собственно «божественной науки» — теологии, то к ней он был совершенно равнодушен. Теология, считал он, уступает математике и медицине в определенности и точности, но превосходит их по числу чудес.
Вдохновение и материалы для своих книг он находил и в собственных теоретических результатах (особенно математических), и в опытах (виденных или осуществленных им самим), и даже в слухах и устных рассказах, но главным образом в сочинениях других авторов. Ибо Кардано принадлежал к тому типу ученых, которые Знание ищут в Книге. «Серьезному человеку свойственно продвигаться вперед, не задерживаясь, прямо к цели,— писал он в автобиографии,— для этого необходимо очень много читать, проглатывая в какие-нибудь три дня по целому огромному тому; при этом необходимо пользоваться отметками, чтобы, пропуская давно известное и малополезное, выделять и отмечать особым знаком темные и трудные места».
Кардано был прекрасно знаком как с античной, так и с современной ему литературой, о чем свидетельствуют многочисленные цитаты (а иногда и плагиат) из Аристотеля, Платона, Птолемея, Гиппократа, Галена, Плиния, Альберта Великого, Плотина, Авиценны, Горация, Поли-
113
бия, Вергилия, Ювенала; упоминание трудов голландского математика и врача Геммы Фризия (1508—1555), швейцарского натуралиста Конрада Геснера (1516— 1565), немецких математиков Иоганна Шонера (1477— 1547), Михаэля Штифеля (1486—1567), Христофора Кла-вия (1537—1612), французского натуралиста Гильома Рондле (1505—1566) и многих других. Но цитируя древних авторов или заимствуя сведения из их сочинений, Кардано постоянно стремился к их критической оценке. Не верность школе, а новаторство, оригинальность идей почитались им превыше всего. «Я уже знаю, что скажут иные,— писал Джироламо.— Что ты за смельчак, что решаешься мыслить вопреки Философу (Аристотелю.—• Авт.)». И продолжал: «Он был человек... и во многом заблуждался... Итак, если ему можно было оставить Платона ради истины, почему же нам недозволено ради нее же отвергнуть его?» Истина была для него выше любого авторитета, и он неоднократно воздавал ей хвалу: «Из всего, что может быть достигнуто человеческим умом, нет ничего отраднее и достойнее познания истины»; «Если мы действуем как философы, то истина для нас — как рука; мы должны тщательно разыскивать не то, что нам хочется найти, но то, что существует на самом деле».
Меньше' всего Кардано можно назвать интеллектуальным рабом великих греков и латинян. Он смело ниспровергал авторитеты своих учителей — в философии (Аристотеля), в медицине (Гиппократа и Галена), в истории (Геродота). Это, конечно, не означает, что на практике он не был галенистом как врач или аристотеликом как философ (особенно в своих воззрениях на природу). Его критика классиков в значительной мере представляет собой протест против схоластики и теологических построений в защиту естественного, «натурального» подхода к познанию законов устройства Вселенной. Тем более интересно, что в число десяти самых выдающихся, по его мнению, мудрецов он поместил пять греков (Архимеда, Аристотеля, Аполлона Пергского, Архита Тарентского, Евклида), трех арабов (ал-Хорезми, ал-Кинди, Гебера), двух средневековых ученых (Дунса Скота и Суисета). И ни одного современника!
Что заставляло Кардано писать книги одну за другой? Конечно же, и стремление к известности и «вечной славе», и вещие сны, в которые он верил, и необходимость заработка. Но не только это. Готовя свои лекции, он по-
114
нял, что «лучшее познание и наибольшая опытность в науках приобретаются путем изложения их, чему содействует глубокомысленное и непрерывное созерцание, сопоставление многих хорошо усвоенных предметов друг с другом и старание не вступить в противоречие с наилучшими научными принципами». По его мнению, это «изложение» должно быть таким: «Превосходна та книга, в которой все от начала до конца изложено в стройном порядке, ничего не упущено, ничто не добавлено некстати, в которой соблюдена соразмерность отдельных частей, которая все разъясняет и в которой все обосновано».
К сожалению, очень немногие сочинения Кардано соответствуют установленным им же стандартам. «Я не соблюдал подбора материала и оставил все перемешанным: высокое с ниЗким, неотделанное с отделанным, полезное с вредным, нарочитое со случайным, любопытные с нелепым»,— писал Миланец о своей «Паралипомене». То же самое можно сказать, пожалуй, о всех его книгах, исключая лишь математические сочинения.
Он часто возвращался к написанному, редактируя и переписывая целые главы, но, видимо, очень редко прибегал к совету столь любимого им Горация: «limae labor et тога» — «тщательно работай подпилком». Может быть, этому мешала, как правило, параллельная работа над несколькими сочинениями, может быть,— постоянное стремление сообщить читателю как можно больше фактов.
Впрочем, широта интересов Кардано — это не только свидетельство его личной одаренности, но и характерная черта культуры Возрождения. Столь же «всеядными» были многие современники Миланца: Джироламо Фрака-сторо (1483—1553) с равным интересом предавался врачеванию, философии, поэзии; книги Франческо Патрици (1529—1597) затрагивали вопросы философии, политики, оптики, космологии, искусства, истории, он занимался мелиорацией и книжной торговлей.
