Государства и культуры иранского государства - Гафуров Б.Г.
Скачать (прямая ссылка):
2 показала, что цивилизованные поселения «городского» типа, обладавшие письменностью и, вероятно, уже достигшие рубежа «городской революции» и начала классово-антагонистического общества, существовали в это время не только по Евфрату и Инду, но и в оазисах на всем протяжении Иранского нагорья — по крайней мере его южной части. Об этом говорят и шумерские эпические песни, сообщающие о высокой цивилизации Аратты «за семью горами» к во--стоку от Элама 3— цивилизации, отличной, однако, от протоинд-*ской культуры, страну которой шумеры называли Мелуххой
122
(или, правильнее, Мелахой). Однако и за пределами современного государства Иран — у северных предгорий Копет-дага. (Ахал — Этек, в исторической области Парфии) и в некоторых оазисах Афганистана земледелие на основе запруживания горных ручьев возникло почти тогда же, что и в более развитых впоследствии областях Ближнего и Среднего Востока,— не позже VI—V тыс. до н. э.4. Когда именно здесь был перейден рубеж «городской революции» — окончательно судить пока трудно. Но, во всяком случае, уже в конце III и в течение всего II тыс. до н. э. здесь существовали значительные поселения достаточно развитого типа5; в отдельных городищах востока Иранского нагорья (Мундигак IV) можно даже видеть поселения типа «городов»; Ж-Касаль усматривает здесь остатки сооружений, толкуемых им как монументальные храмы6. Аналогичные мощные поселения имелись и на территории будущей Парфии7. Судя по некоторым сообщениям, правда пока лишь самым предварительным, и поселение на Тепе-Яхья в Кирмане продолжало существовать в течение III—II тыс. до н. э. Подобные поселения вполне могут рассматриваться как явления одного порядка с шумерскими предгородами, а затем и городами Двуречья начала III тыс. до н. э. и хурритскими укреплениями предгорий Загроса конца III—II тыс. до н. э.8.
В течение XVII—XV вв. до н. э. в Южной Туркмении процветала культура Намазга VI (поздний этап Анау III), продолжавшая культуру Намазга IV—V, возможно погибшую одновременно с разрушением Хисара III. В связи с развитием техники сооружения оросительных каналов земледельческие культуры с конца III—начала II тыс. до н. э. распространяются вширь. Так, выше среднего течения Амударьи обнаружено городище типа Намазга IV—V — Сапали-тепе (и другие), а в восточной части дельты Мургаба — такие городища, как Тахир-бай, которое В. М. Массой 9 связывает с колонизационной деятельностью людей культуры Намазга VI. Весьма вероятно, что не позже как в течение II тыс. до н. э. земледельцами была освоена и долина р. Теджена-Герируда,
до сих пор, к сожалению,, слабо исследованная. По-видимому, к концу II тыс. до н. э. и в Трансоксиане начинается развитие еще примитивных, но все более ориентированных именно на земледелие культур. Так, в Хорезме земледельческая суярганская культура, видимо, начинает преобладать над ответвлением срубно-андроновской культуры — тазабагъябской пастушеско-земледельческой; следующим шагом должно было быть создание, в параллель к земледельческим, и чисто пастушеских — кочевых (конных) культур, действительно складывающихся повсюду в степях Восточной Европы, Казахстана и Средней Азии к первой четверти I тыс. до н. э.
Проблема этногенеза населения любой территории разделяется на три не совпадающие по решению проблемы: (!) фи-
123
зической, или, точнее, биологической преемственности — линии передачи материальной основы наследственности, т. е. генетической информации; признаки биологической преемственности, естественно, более стойки и вещественно ощутимы в живых людях и отчасти в их останках; (2) языковой преемственности, чаще всего наиболее учитываемой в исторических работах ввиду легкости ее обнаружения в письменных памятниках; следует иметь в виду, что в ряде обстоятельств новый язык легко передается от этноса к этносу и без изменения физического состава прежнего населения; и (3) культурной преемственности, которая, с одной стороны, связана с изменением или неизменностью состава основного местного населения, ибо зависит от того общественного строя и тех культурных традиций, которые именно это население выработало в ходе объективного исторического процесса, а с другой стороны, связана с характером языковой преемственности, поскольку однородность языка является главным фактором, который обеспечивает культурное общение (па-ряду, например, с религиозной идеологией и другими идеями широкого распространения, овладевшими сознанием масс).
В этногенетических работах обычно слабо учитывается био-.логическая преемственность; это отчасти объясняется общей ориентированностью нашей исторической науки на ведущие факторы истории — вопросы социально-экономического развития, для которого антропологический тип народа, конечно, играет почти нулевую роль; отчасти же исключительной сложностью антропологической картины, при современном уровне знаний с трудом поддающейся историческому истолкованию. Однако надо иметь в виду, что адекватное антропологическое исследование какой-либо популяции в принципе должно позволить до деталей выявить все этнические составляющие этой популяции в течение тысячелетий. Хотя в настоящее время широкое и детальное антропологическое исследование иногда и дает легко дешифруемые данные по этнической истории данного народа с глубокой древности, но, к сожалению, нередко и задает исторической науке больше загадок, чем та может разрешить '°. Во всяком случае, этническая антропология Ирана и прилегающих частей Средней Азии показывает, что здесь «переселения народов», если понимать под этим их тотальное смещение или, того более, истребление автохтонов, в интересующее нас время не происходило, а было проникновение численно сравнительно небольших этнических групп, биологически вливавшихся в состав автохтонов. Эти группы оставляли лишь второстепенные антропологические следы в их составе, но нередко передавали автохтонам новый язык, а также некоторые, большие или меньшие, элементы новой культуры.
