Государства и культуры иранского государства - Гафуров Б.Г.
Скачать (прямая ссылка):
Именно в этой сфере искусства уже в III в. н. э. были созданы превратившиеся впоследствии в строгий канон «идеальные» образы сасанидского шаханшаха, сасанидского вельможи, антропоморфные образы основных богов династии — Ахурама-зды, Митры, Анахиты, были выбраны из наследия древневосточного искусства образы различных зверей — инкарнаций
разных зороастрийских божеств. Изображение Ахурамазды впервые появляется на рельефах как точная реплика образа самого царя. Все детали костюма и короны бога взяты с вариантов облачения Арташира I, изображенных на нескольких типах его монет. Точно так же богиня Анахита {впервые появляется на монетах Хормизда-Арташира — 274 г. н. э., а затем на рельефах шаханшаха Нарсе в Накш-и Рустам—293 г. н. з.) изображена в костюме царицы цариц.
Памятники этой сферы искусства отражают особенности зороастризма Сасанидов прежде всего как царской религии, одной из наиболее ранних государственных религий великой державы древности.
Изучение официального искусства ставит вопрос об истоках и быстром распространении «сасанидского стиля», поскольку именно этой категорией памятников почти исчерпывается все то, что мы знаем об искусстве раннесасанидской эпохи. Как уже говорилось, черты, которые прослеживаются на сасанидских памятниках, восходят к парфянскому времени, когда сложился образ вельможи или царя со всеми инсигниями власти, которые впоследствии примут и Сасаниды. В зависимости от района, где находят такие образы (Хатра, Дура-Европос, Бадр-е Нешанде, Танг-и Сарвак, Сузы, Парс), они имеют некоторые -специфические черты.
Здесь, таким образом, обнаруживается вторая линия связей искусства эпохи Сасанидов с искусством их предшественников. Официальное сасанидское искусство кажется столь новым потому, что оно отбирает из всего парфянского наследия лишь узкий круг образов, прямо связанных с прокламативной тематикой.
В русле официального искусства впервые появляются изображения зверей — одного из самых характерных сюжетов, представляющих третью сферу сасанидского искусства — «маз-деистское искусство».
118
Короны (кулахи), увенчанные головами животных — лошади, льва, кабана, собаки и др., изображаются на монетах шаханшаха Варахрана II (276—293 гг.), где с определенными целями чеканился не только портрет монарха, но и портреты его жены и наследника, а также, несколько раньше,— на скальных рельефах.
Исследуя монеты Варахрана II, можно показать, что все эти изображения являлись символами (инкарнациями) определенных божеств зороастрийского пантеона. То, что здесь мы имеем дело именно с религиозными символами, доказывается тем, что на некоторых монетах наследник шаханшаха изображен в кула-хе, увенчанном протомой Сенмурва — фантастического существа авестийских мифов, символа трех стихий мироздания. Да и сам Варахран II впервые вводит в свою царскую корону (как известно, имевшую сложную зороастрийскую символику) крылья— символ (одну из инкарнаций) своего божественного патрона — Вретрагны. С этого момента изображение различных зверей на всех памятниках сасанидского искусства — и на печатях, и в торевтике, и на тканях, и штуковых декорациях — становится чуть ли не главным сюжетом.
Мы знаем из сохранившихся частей Авесты и других сочинений, что образы зверей являются инкарнациями определенных божеств: конь — символ Тиштрийи, кабан, птица — символы Вретрагны, петух — символ Сраоша, баран — символ Хваре-ны и т. д. Их быстрое распространение на различного рода памятники связано, видимо, с превращением зороастризма в государственную религию, с введением зороастрийского канона. С судьбами сасанидского зороастризма, прошедшего, как известно, по крайней мере три реформы (канон Картира — Ш в.; канон Атурпата Михрспандана — IV в.; послемаздакитский канон), которые существенно меняли характер религии, выдвигая на первое место или, наоборот, объявляя неканоничными те или иные части Авесты, связано, вероятно, и то, что состав сюжетов в сасанидском искусстве этой «маздеистской» сферы был непостоянен и менялся с течением времени (об этом нам дают возможность судить точно датированные памятники, и прежде всего печати). Так, например, для Ш—IV вв. характерны лишь несколько образов: конь, кабан, птица, зебувидный бык, лев, собака. В середине IV в., в эпоху царствования Шапура II, зо-роастрийский канон Картира в силу определенных политических обстоятельств был подвергнут новой редакции. И именно в это время в искусстве Сасанидов появляются и новые образы — инкарнации божеств. По-видимому, серединой IV в. датируется появление образа барана с пышным ошейником из лент — инкарнация «Хварны кавиев» — божества царской предназначенности. В дальнейшем этот образ становится одним из самых популярных в сасанидском искусстве. Он присутствует и в сасанидской «светской» литературе, например в
«Карна-
119
•маке» — романе о деяниях первого сасанидского шаханшаха Ар-ташира, который был создан, как это явствует из ряда источников, при Шапуре II. Правда, нам неизвестны пока памятники «официального стиля» эпохи Шапура П, где бы этот образ венчал короны царя или его наследника, зато из сообщения современника Шапура II, Аммиапа Марцелина, явствует, что при осаде. Амиды Шапур II «ехал впереди войска, имея на голове золотой шлем в форме бараньей головы, украшенный драгоценными камнями». Кроме того, рога барана венчают короны са-санидских принцев — наместников в кушанских землях (монеты с их изображениями начинают чеканить в эпоху Шапура II). Итак, на этом примере мы видим тот же путь возникновения в сасанидском искусстве определенного образа под влиянием определенных политических и идеологических задач. Нужно вспомнить к тому же, что обращение к инкарнации «Хварны кавиев» и, видимо, к тем религиозным гимнам, которые посвящены этому божеству, было, вероятно, не случайным: в эту эпоху в официальном титуле сасанидских шаханшахов (на монетах) появляется эпитет kdy — сасанидские цари теперь связывают себя с Кейанидами. В эту эпоху и в литературе прослеживается стремление возвести род Сасанидов к древнеиранским царским династиям. В эту эпоху повышается интерес к легендарным частям Авесты, и сказания, повествующие о героях и царях иранских мифов, широко распространяются в сасанидской литературе. Происходит слияние эпических и религиозных сказаний с официальными летописями сасанидских шаханшахов. В искусстве Ирана (например, на печатях) появляются сюжеты из древнеиранского эпоса.
