Самозванцы и самозванчество в Московии - Дюла С.
ISBN 9789637730542
Скачать (прямая ссылка):
АВПРИ: ф. 2 (Внутренние коллежские дела), оп. 2/1, 2/6; ф. 9 (Дела о выездах иностранцев в Россию), оп. 9/1; ф. 13 (Письма и прошения разных лиц на высочайшее имя и высоким особам на русском языке), оп. 13/2; ф. 14 (Письма и прошения разных лиц на высочайшее имя и высоким особам на иностранных языках), оп. 14/1; ф. 15 (Приказные дела новых лет), оп. 15/3; ф. 32 (Сношения России с Австрией), оп. 6; ф. 33 (Венская миссия), оп. 2; ф. 41 (Сношения России с Венецией), оп. 3; ф. 53 (Сношения России с
¦ 15 -ь О. Г. УСЕНКО
Данией), on. 1; ф. 54 (Копенгагенская миссия), on. 1; ф. 56 (Сношения России с Индией), on. 1; ф. 75 (Регенсбургская миссия), on. 1; ф. 83 (Сношения России с Имперским собранием), оп. 83/2; ф. 86 (Сношения России с Сербией и Славонией), оп. 86/1; ф. 89 (Сношения России с Турцией), оп. 89/1, 8; ф. 95 (Сношения России с Черногорией), оп. 95/1; ф. 105 (Арабские дела), оп. 105/1; ф. 122 (Киргиз-кайсацкие дела), оп. 122/1, 122/3; ф. 124 (Малороссийские дела), оп. 124/1.
РГВИА: ф. 8 (Генерал-аудиторская экспедиция Канцелярии Военной коллегии), оп. 1/89, 5/94; ф. 20 (Военная экспедиция Военной коллегии), оп. 1/47; ф. 44 (Румянцев П. А.), оп. 1/193; ф. 52 (Потёмкин Г. А.), оп. 1/194.
Наконец, на уровне эвристики проблемой видится разрозненность исследователей в разных странах, из-за чего многие публикации по теме оказываются для некоторых учёных недоступными или же обмен информацией происходит с большим опозданием.
Что касается методологических проблем, то они возникают уже на стадии первичнойобработки собранных материалов, когда источники изучаются применительно к отдельным персонажам.
Так, имеет место разнобой при отсеве лишнего фактического материала. Виной тому прежде всего отсутствие чёткой дефиниции у ключевого понятия "российский лжемонарх".
Широко распространено мнение, что индивид превращается в лжемонарха уже тогда, когда именует себя титулом или эпитетом, который в массовом сознании увязывается с верховным правителем или членом его фамилии, т. е. публично заявляет о своих притязаниях на высочайший статус41. Однако это мнение лишь на первый взгляд кажется бесспорным42 — особенно если учесть,
¦ 16 -ъ Изучение российского монархического самозванчества:
"ловушки", проблемы, перспективы
что российское законодательство XVII-XIX вв. отличало "самозванца" от человека, повинного в произнесении "непристойных речей". Речь идёт о словах, которые быстро забывались или дезавуировались тем, кто их произносил, и не подкреплялись никакими действиями с его стороны для утверждения себя в той роли, которую он вроде бы только что принял43.
Подавляющее большинство работ по интересующей нас теме базируются на постулате, что "российское" тождественно "русскому" или хотя бы "славянскому". Между тем нельзя игнорировать сведения о живших в России самозванцах неславянского происхождения и/или нехристианского вероисповедания — помимо уже называвшихся арабских "принцев" можно вспомнить Хаску Ваносова44 и Карасакала45.
С другой стороны, часть авторов причисляет к "российским/ русским" самозванцам и тех, которые действовали за пределами Российского государства, но своими притязаниями были непосредственно с ним связаны — претендовали на царский трон или на родство с тем, кто его занимал46.
Далее, существует априорное деление самозванцев на, так сказать, "полноценных" и "неполноценных".
Одним из критериев подобной сегрегации выступает их "значительность". Издавна интерес вызывают главным образом участники движений социального протеста. Сообразно с этим деяния российских лжемонархов и их сторонников трактуются как проявление анархии или же как сознательная борьба за власть. Рождённое ещё в XIX в. утверждение, что самозванчество — это форма социального протеста, стало в СССР фактически догмой. И хотя господство так называемой "марксистско-ленинской идеологии" сошло на нет, ряд российских историков по-прежнему предпочи-
17 -ъ О. Г. УСЕНКО
тают не замечать лжемонархов, остававшихся в стороне от волнений, бунтов и восстаний.
"Кандидаты в самозванцы" изначально делятся также на "психически здоровых" и "больных", причём последние чаще всего остаются за рамками исследования. При этом авторы не излагают критериев подобной сегрегации; можно даже предположить, что эти критерии просто не сформулированы47.
Указанный подход, по сути, антиисторичен, ибо исследователи не учитывают социокультурной относительности представлений о психической норме. К тому же сведения источников чаще всего не позволяют сделать однозначный вывод о психическом состоянии интересующего нас лица48. Однако нельзя полностью доверять и современникам самозванца, когда речь идёт об оценке его психического состояния. В России XVII—XVIII вв. доказательствами сумасшествия были нечленораздельная и несвязная речь, озирание по сторонам, беспричинный смех, крики, драчливость, срывание с себя одежды и т.п. Если же речь и поведение человека внешне подозрений не вызывали, то его могли отнести к нормальным, пусть даже его речи, на наш взгляд, были чистой
