Исландские саги Том 2 - Циммерлинга А.В.
ISBN 5-9551-0004-0
Скачать (прямая ссылка):
— Что скажем теперь о тяжбе? Эгиль сказал:
— Мой совет — наложить небольшую пеню, и я не знаю, как все обернется, но, похоже, большой приязни за это мы не добьемся.
— Не будет ли перебора, если мы назначим пеню в тринадцать эйриров неочищенного серебра?122 — говорит Геллир. — Ведь повод для тяжбы изыскан крайне несправедливый, и, чем больше они будут раздражены, тем лучше. Но у меня нет охоты самому объявлять решение, ибо людям оно вряд ли понравится.
— Одно из двух, — говорит Эгиль, — либо объявляй мировую, либо отвечай на вопросы123.
— Я предпочитаю, — говорит Геллир, — объявлять мировую. Вот они идут обратно к Союзникам.
Тогда Хермунд сказал:
— Встанем и послушаем посрамление124. Тут Геллир сказал:
— Ума у нас двоих не прибавится, и даже если мы будем сидеть дольше, все равно придем к тому же итогу. Наше решение с Эгилем — взыскать в нашу, Союзников, пользу, тринадцать эйриров серебра.
Тут Хермунд сказал:
— Правильно ли я расслышал: ты сказал тринадцать десятков эйриров серебра125?
Эгиль говорит:
Сага о Союзниках
239
— Неужели ты, Хермунд, отдавил себе ухо, когда вставал? Именно тринадцать эйриров, и деньги эти — не для передачи мужам почтенным. Они будут выплачиваться сношенными щитками, и обломками обручий, и прочим лишним в хозяйстве хламом, чтоб тебе было противней брать.
Тогда Хермунд сказал:
— Предал ты нас сейчас, Эгиль!
— Неужели? — говорит Эгиль. — Ты считаешь, что тебя предали?
— Я убежден, что меня предали, и предал меня ты. Эгиль говорит:
— Я рад, что предал того, кто не доверяет никому, даже самому себе, и я найду своим словам подтверждение. Ты прятал свое добро в самых темных местах из расчета, что, если тебе самому взбредет в голову его искать, ты никогда не сможешь этого сделать126.
Хермунд говорит:
— Теперь, как и прежде, ты лжешь, Эгиль. Давеча зимой, когда ты принял мое приглашение погостить у меня во время йоля и поднялся из своего убогого жилья ко мне в горы127, ты говорил, что очень рад приглашению, чего и следовало ожидать. А когда йоль минул128, ты опечалился, так как не хотел уезжать обратно в свой голодный дом. И когда я это понял, то предложил тебе
129 а
остаться с одним спутником, и ты с радостью согласился . А весной, после Пасхи, когда ты вернулся домой в Городище, ты стал рассказывать, будто у меня сдохли тридцать лядащих лошадей и всех их якобы съели130. Эгиль говорит:
— Я не думаю, что молва преувеличивает твою скаредность, и заключаю отсюда, что из этих лошадей съели очень немногих, если вообще решились на это131. А про меня весь народ знает, что я и мои челядинцы никогда не сидим впроголодь, хотя хутор мой не всегда процветает. Зато про житье у тебя приходят такие вести, что тебе самому ничего добавлять не нужно.
— Я бы хотел, — говорит Хермунд, — чтобы следующим летом на тинге одного из нас не было.
— На это я отвечу словами, — говорит Эгиль, — которые, как я надеялся, говорить никогда не придется, если бы ты держал рот на замке, пока цел. Ибо мне было пророчество, что умру я от старости. А чем раньше тебя заберут тролли, тем, по мне, лучше132.
Тут Стюрмир сказал:
— Тот говорит о тебе всего правдивее, Эгиль, кто говорит самое худшее и кличет тебя пройдохой.
— Отлично, — говорит Эгиль, — чем сильнее ты меня поносишь и чем больше подтверждений своим словам найдешь, тем приятней мне будет. Ибо мне рассказывали, что вы, хевдинги, сидя за пивом, стали забавы ради выбирать
240
Исландские саги
[Часть I]
себе мужей для сравнения, и ты сам избрал меня для сравнения с собой133. Из этого ясно, — говорит Эгиль, — что ты сам признаешь за собой мерзости, о которых прочие люди не ведают: кому как не тебе знать собственные повадки! Но как раз тут мы с тобою несхожи: каждый из нас обещал отправить войско другому на помощь, и я оказал тебе посильную помощь людьми и послал, кого мог, а ты сбежал, едва черноножки134 взвились в воздух. Верно и то, что я никому не отказываю в еде, невзирая на постоянные нелады с хутором, и даю людям наесться, а ты держишь их впроголодь. Примечательно, что ты при этом владеешь чашей, которая зовется Еды Вдоволь. О ней никто из гостивших на хуторе не ведает, где она — только ты один это и знаешь. Вполне естественно, что моя челядь живет тяжко, когда нет запасов; но морить свою челядь голодом, когда всего вдоволь, — вещь гораздо худшая. Подумай теперь, куда себя отнести.
Вот Стюрмир замолкает. Тогда поднимается Торарин.
Тут Эгиль сказал:
— Молчи, Торарин, и садись обратно, и не встревай в разговор! Я дам тебе такую отповедь, что для тебя было бы лучше молчать. И мне вовсе не кажется смешным, — хотя мальчишки и смеются над тобой за это — что ты сидишь, тесно сдвинув ноги, и трешься одной ляжкой о другую135.
Торарин говорит:
— Примем разумный совет, откуда бы он ни пришел136, — садится обратно и молчит.
Тогда Торгейр сказал:
— Все люди видят, что пеня определена безосновательно и глупо — назначить всего тринадцать эйриров серебра по такой большой тяжбе!137
— А я думал, — говорит Эгиль, — что основания покажутся тебе примечательными, и так оно и будет, если ты потрудишься вспомнить случившееся с тобой — кажется, на осеннем тинге Кривой Реки138, — когда один захудалый бонд набил тебе на башке тринадцать шишек139. За это ты принял от него в виде виры тринадцать овец. Я-то надеялся, что это воспоминание тебе приятно140.
