Роман об Александре Македонском по русской рукописи 15 века - Ботвинник М.Н.
Скачать (прямая ссылка):
Стилистическим улучшением текста сербской Александрии, сделанным задним числом, следует, по-видимому, считать то описание разговора Александра с Дарием в пещере мертвых, которое читается у Ефросина. В Ю Дарий заранее рассказывает Александру о хитрости, придуманной царицей Кандакией, заказавшей живописцу портрет Александра, чтобы узнать царя, когда он под чужим именем придет к ней (стр. 118); поэтому последующий рассказ в Ю, в котором Александр попадается на эту хит-
47 И с т р и н, стр. 111.
48 В греческом тексте сербской Александрии соответствующего места совсем нет (И C-трин, стр. 57), но в начальной части Александрии и в южнославянских списках (Нов.» стр. 4) и у Ефросина (л. 22) при описании беседы Нектанава с вестником дано сравнение царства с морем, страшным для плавающих, близкое к Ю в разбираемом примере.
49 Притча эта помещена в другом сборнике Ефросина — ГПБ, Кир.-Бел. № 22/1099, л. 107. Ср.: А. Н. Веселовский. О славянской редакции'одного аполога Варлаама и Иоасафа, стр. 3—4,
~ * 50 В греческом тексте сербской Александрии крокодил в этой притче_ упоминается (И с т р и н, стр. 121).
204
Я. С. Лурье
рость Кандакии, приходит в смущение и ярость и хочет убить царицу (стр. 120—122), оказывается, в сущности, не совсем понятным. В E Дарий ничего заранее Александру не сообщает, и дальнейшее поведение героя благодаря этому вполне понятно. Однако текст разговора с Дарием в Ю соответствует греческому тексту сербской Александрии51 (читается этот текст и в ряде русских списков XVII в.) и можно поэтому предполагать здесь удачную переделку, сделанную русским редактором.
Черты редакторской обработки в русском тексте обнаруживаются в целом ряде мест. Устранялись некоторые черты, непривычные с точки зрения литературных традиций древней Руси; переделывались места, казавшиеся идеологически сомнительными и неприемлемыми. Усиливались места, провозглашающие могущество власти монарха: ,«Много бо можеть имя силна царя», — говорит полководец Филон, прося Александра «облечь» его своим именем (пример 30). С этими же тенденциями связано, возможно, и отсутствие в русском тексте упоминания (читающегося в Ю) о том, что Рим и Афины управлялись «опкиной» (общиной) 52 — такая форма правления должна была казаться с точки зрения официальной идеологии центрально-русских княжеств (всюду, кроме Новгорода и Пскова) странной и подозрительной.
В результате ряда переделок изменялся образ матери Александра — Олимпиады. Приняв легенду Псевдокаллисфена о рождении Александра от Нектонава (Нектанеба), составитель сербской Александрии «дописал» образ Олимпиады, придав ей довольно двусмысленные черты. Олимпиада в его изображении явно догадывается, что под видом бога Амона к ней являлся ночью сам жрец. Поручая Нектонаву учить юного Александра, она многозначительно замечает ему наедине: «Предай, Нехтенаве, свому оть своихь»; умирая, Нектонав открывает Александру, что Александр его сын, и прибавляет, что об этом знает только Олимпиада; Олимпиада сообщает сыну всю истину, а Филипп об этом ничего не узнает. В русском тексте все эти подробности были опущены (примеры 4, 5); Олимпиада поэтому вновь обрела те черты, которыми она обладала у Псевдокаллисфена (и в его русском переводе, известном на Руси с XII—XIII вв.— в Александрии русских хронографов), — черты невинной жертвы хитрости Нектонава.
Последовательно сокращены в русском тексте многочисленные в сербской Александрии ссылки на Гомера и античную мифологию. Выпущены слова Филиппа, сравнивавшего Александра с Ахиллом (пример 3) и с Гераклом (пример 6), исключены упоминания о Троянской войне в связи со взятием Афин (пример 11) и походом на Рим (пример 12).
51 Там же.
52 Следует отметить, однако, что подобного упоминания нет и в греческих текстах (ср. об этом: А. Н. Веселовский. Из истории романа и повести, вып. I, стр. 194); возможно поэтому, что в данном случае русский текст восходил к такому протографу, где этого места не было.
Археографический обзор
205
Большим сокращениям и изменениям подвергся и весь эпизод посещения древней Трои Александром (пример 14). Часть этих изменений (вроде уже упомянутого превращения женщины «Еленуши» в мужчину «Кален-душа») объяснялось, вероятно, тем, что имена и события Троянской войны были плохо известны на Руси, но в ряде мест мы имеем дело с явной идеологической правкой — желанием устранить опасные элементы античного «поганства». С этим, видимо, связано исключение того места, где говорилось о способности дочери троянского короля предсказывать будущее с помощью Минервы, сокращение славословий по адресу гомеровских героев. Уже в некоторых южнославянских списках имя «философа Омира» превратилось в имя безыменного философа «от Рима» (хотя дальше «Омир» всюду упоминается правильно); в разбираемом нами русском тексте книга «о троискомь разореніи оть исконы до скончаніа» неожиданно оказалась замененной книгой «о разорении Иерусалиму исперва до конца».
Ослабив языческий элемент в сербской Александрии, русская редакция значительно усилила христианский элемент. Стремление превратить Александра в монотеиста, почти в христианина, было с самого начала одной из важнейших особенностей сербской Александрии; в русском тексте ссылки Александра и других героев на Саваофа и вообще единого бога становятся особенно частыми (примеры 21, 29, 30). Сильно сокращены были в русской редакции «естественно-научные» рассуждения сербской Александрии — ссылки на гиппократовскую теорию четырех стихий, гиппократовскую теорию сна и т. д. (пример 33).
