Особый отдел империи - Борисов А.
ISBN 5-224-01443-3
Скачать (прямая ссылка):
Этим более серьезным делом оказалось следующее: ввиду того, что, как известно немцам, еще в 1905 г. в
471L Черноморском флоте было революционное движение, выразившееся в памятном мятеже на броненосце «Князь Потемкин», ввиду того, что во флоте сохранился антиправительственный дух, желательным является, подняв мятеж матросов, внушить им увести судна «Мария» и «Пантелеймон» в Турцию. Мне был предоставлен целый план обеспечения личной свободы и материального благосостояния для тех офицеров и матросов, которые приняли бы участие в акте, а также указания, как поступить с сопротивляющимися, причем из этой последней категории офицеров надо бросать в воду, а матросов только связывать.
Было также предложено организовать отдельную группу, которую надлежало отправить в Архангельский порт и на Мурманскую жел. дор. В Архангельске важно было возможно больше мешать правильному сообщению пароходов, курсирующих между Архангельском, Англией и Америкой.
Замечу кстати, что это происходило в период зарождения военно-промышленных комитетов, которые были для немцев очевидной угрозой. В частности, рекомендовалось в Архангельске устраивать пожары на территории порта и по возможности портить прибывающие туда пароходы, не останавливаясь и перед взрывами таковых.
Что касается Мурманской жел. дор., то рекомендовалось всячески препятствовать постройке ее. Способы: устраивать забастовки рабочих и в крайнем случае портить механические материалы.
Приняв изложенное к сведению, я уехал в Стокгольм и на дорогу получил 30 ООО фр., которые вручил вице-директору Департамента полиции Васильеву. Ездил я под именем купца Ральфа.
За весь период моего последнего пребывания в России, после свидания с Джиакомини, с мая по сентябрь 1915 г. Васильевым в курс дела был введен заведующий контрразведкой подполковник Федоров, проживавший в Петрограде.
Приехав в Петроград, я сделал Васильеву подробный доклад о своей поездке, и, обсудив с ним положение, мы пришли к тому заключению, что в ближайшем будущем ничего делать не нужно. В этом наше решение одобрено и бывшим директором Департамента полиции Брюн де Сент-Ипполитом.
472L Осенью 1915 г. в середине октября я выехал в Цюрих. Перед отъездом я еще раз побывал у Васильева, который уже тогда собирался выходить в отставку. Добавляю здесь, что полковник Федоров одобрил каждый наш шаг и не предпринимал сам ничего самостоятельно. Васильев посоветовал мне в дальнейшем держаться следующей тактики: самому к немецким агентам не показываться, а если кто-нибудь из них обратится ко мне, то сказать, что вследствие сильного провала в России ничего теперь сделать не удалось и что обстоятельства работы в России теперь таковы, что навряд ли можно ожидать каких-нибудь положительных результатов, причем просил в случае возникновения каких-нибудь новых предложений со стороны немцев, не принимая их, категорически от них не отказываться и о каждом отдельном предложении извещать его.
В январе 1916 г. в Цюрих приехал опять тот же Бернштейн и сказал мне, что для них представляется в данный момент очень важным прекратить производство взрывчатых веществ на Шостенском и Тульском патронных заводах. Я, руководствуясь данной инструкцией, дал уклончивый ответ, который в общих чертах сводился к тому, что в ближайшее время, по выяснении положения дел, в России ничего предпринять нельзя, а что я постараюсь навести справки. Это оттягивание шло приблизительно до марта 1916 г. В марте я получил приглашение приехать в Берн для личных переговоров по очень важному делу. Приехав туда, я был у Бисмарка, и он сказал мне, между прочим, следующее:
«У русских одно преимущество перед нами на Черном море — это „Мария". Постарайтесь убрать ее. Тогда наши силы будут равны, а при равенстве сил мы победим. Если нельзя окончательно ее уничтожить, то хоть постарайтесь выбить ее из строя на несколько месяцев».
Затем он передал, что сейчас со мной будет говорить их посол, но чтобы я не подал виду, что знаю, с кем говорю.
Когда пришел этот незнакомый мне господин, посол, то он завел разговор об общем положении в России, в коем показал довольно большую осведомленность в разных оттенках русских общественных настроений. Поговорив со мной около получаса и, очевидно, оставшись
473L доволен моими ответами, он спросил меня, не соглашусь ли я поехать в Россию для организации в широком масштабе революционной повстанческой пропаганды среди рабочих и крестьян.
В программу входили рабочие и аграрные беспорядки с самым широким саботажем, а также с лозунгом: «Долой войну!» Между прочим, в разговоре он выразился, что люди различных идейных мировоззрений во время этой войны во многом неожиданно сошлись и разошлись. Указал на Бурцева и Кропоткина — людей различных взглядов, однако сошедшихся отношением к войне.
На мой запрос — как быть? — петроградский Департамент полиции ответил мне через Красильникова следующее: «Оба предложения принять. О „Марии" условно, о пропаганде безусловно». Мне предписывалось выехать в Россию.
Уезжая в Россию, я условился с немцами, что через два месяца встречусь с ними в Стокгольме. По приезде в Россию через Швецию под именем Ральфа, приблизительно в мае 1916 г., я отправился, согласно указанию Красильникова, к Броецкому, тогда делопроизводителю Департамента полиции.
