Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
9 Ю.А. Борисёнок
241
На 10-м заседании секции 8 июня Бакунин определенно высказался в поддержку галицийских старообрядцев, чьи интересы представлял священник из Белой Криницы А.Милорадов111. Эта его позиция вполне вписывалась в общее русло нейтральной тактики, так как требование «религиозных свобод и улучшений» для 4000 приверженцев этого вероучения не могло серьезно затронуть интересы какой-либо из представленных в Праге «провинций и партий».
Не случайно и широкое привлечение Бакунина к выработке итоговых документов съезда и секции. На 9-м заседании секции 7 июня было решено поручить разработку Манифеста к славянам Цыбульскому, Янишевскому, Бакунину, а им в помощь отрядить Добжаньского, Гинилевича, Бервиньского; Бакунин в связи с этим заявил, что не стоит принимать манифест к славянам и народам Европы из-за отсутствия на съезде единой политической позиции, ввиду чего эти документы утрачивают смысл. По его мнению, стоило бы ограничиться простой декларацией основ. В итоге обсуждения на секции было решено разработать только манифест к европейским народам, а предложение Бакунина председательствующий Ли-бельт счел преждевременным112.
Значительно более известна совместная работа Бакунина и Либельта над «Манифестом к славянским народам». Отойдя от активной конспиративной работы, Либельт и на съезде продолжал свою умеренно-демократическую тактику, предполагающую тяготение к объединительной тенденции, проведению встреч и конференций различных польских группировок113. Согласно воспоминаниям Ю.Дзежковского, еще в предреволюционный период его славянские симпатии были настолько хорошо известны, что он не мог рассчитывать на особое влияние в Венгрии114. Хотя славянская федерация понималась Либельтом, Цыбульским и другими познанскими поляками отнюдь не в таком решительном ключе, как Бакуниным, оснований для единства позиций было гораздо больше, причем Бакунин, верный своей «дипломатической» тактике, охотно шел на компромиссы, что не мешало ему публично критиковать Либельта на заседании секции115.
В результате совместной работы Бакунина и Либельта (к 9 июня первый подготовил французский, а второй — немец-
242
кий варианты текста) «Манифест к славянским народам», обнародованный Ф.Палацким 12 июня, приобрел достаточно решительный характер: председателю съезда впоследствии пришлось открещиваться от многих положений этого документа116.
Деятельность Бакунина в Праге, несмотря на умеренный характер воззрений участников съезда и определенный упор на отказ от революционных методов достижения провозглашаемых целей, была достаточно заметной. Среди его многочисленных знакомств в среде чехов, словаков и южных славян выделялись те (Й.В.Фрич, К.Сабина, братья Страка, Л.Штур и другие), что в недалеком будущем во многом определили направленность его революционной деятельности вплоть до ее насильственного прекращения в мае 1849 года117. Бакунин решительно расширяет рамки своего участия в революционных событиях: наряду с польским и немецким движением в его планах значительное место занимали надежды на успешное восстание славян и других народов, находящихся под властью Габсбургов. Но и в этих условиях деятельность в среде поляков не отходит на второй план.
Наряду с официальными мероприятиями едва ли не большую ценность для Бакунина представляли непосредственные контакты со съехавшимися в Прагу деятелями. Согласно показаниям чешского общественного деятеля Ф.Ваньки, у которого Бакунин жил с 3 по 13 июня, тот каждый день устраивал встречи и беседы с «4—5 неизвестными»118; совершенно ясно, что среди них было немало и поляков. Любопытно и упоминание Вислоцкого о «частых собраниях» с участием Любо-мирского, Либельта, А.З.Хельцеля119; уровень тогдашних контактов Бакунина с этими деятелями позволял ему принять участие в беседах в подобном составе.
Пражский съезд способствовал расширению сотрудничества Бакунина прежде всего с галицийскими и в меньшей степени познанскими поляками. Крупнейшие эмигрантские группировки были представлены в столице Чехии слабо: здесь выделялся «Отель Лямбер»: сам «князь Адам» внимательно следил за работой съезда через своих агентов — С.Потоцкого, З.Замойского и другие120. ПДО отнеслось к работе съезда более чем настороженно и сдержанно. Среди эмигрантов выде-
9'
243
лялся известный своими давними славянскими симпатиями Хоецкий — «Шарль-Эдмон»121. В работе съезда приняли участие и давние брюссельские знакомые Бакунина — Залеский и Семеньский. В частности, первый из них решительно поддержал выступление Бакунина в защиту старообрядцев; Семеньский же горячо проповедовал идеалы вековой «славянской вольности»122. Уже в Брюсселе стало очевидно, что контакты Бакунина с этими поляками не повлекут за собой никаких реальных последствий.
К лету 1848 г. назревает отход от прежних установок на практическую революционность и у хорошо известного Бакунину по Парижу Магдзинского, являвшегося заместителем командира I Легиона Речи Посполитой, который был отправлен из Франции и задержан саксонскими войсками. Бакунин в продолжение весны 1848 г. держал с ним прочную связь, о чем свидетельствует обнаруженное у Бакунина письмо Магдзинского из Дрездена от 25 мая 1848 года. После Славянского съезда Магдзинский подобно многим полякам перешел на позиции «органического врастания» в окружающую действительность. Зная о перемене его позиции, Бакунин хранил это послание вполне открыто123.
