Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
22
Среди других проблем, относящихся к теме, достаточно полно изучены и подробности участия Бакунина и поляков в восстании 1849 г. в Дрездене, нашедшие отражение в статье Ю.Вильома56. Основываясь на польских и немецких источниках, он детально исследовал деятельность польских революционеров в Дрездене, реалистически оценивая их сотрудничество с Бакуниным. Некоторые ценные дополнения содержатся в недавней публикации Я.Войтасика57. Значительно хуже исследованы контакты Бакунина с поляками в Париже (1844— 1847 гг., весна 1848 г.) и в период пребывания его во Вроцлаве, Берлине и Лейпциге в 1848 году.
Невелик и вклад, внесенный в разработку темы историками других стран. Первые серьезные результаты были получены в работах М.Неттлау, хотя в целом проблема польских контактов находилась на периферии его внимания. Более того, его концепция польской и славянской деятельности Бакунина противоречива и абстрактна. В письме Вяч.Полонскому от 24 февраля 1924 г. он подчеркивает «славянский национализм» Бакунина, принимая на веру его антинемецкие выпады в «Исповеди» и исходя из идеалистического подхода к «славянской нации», которая у Неттлау выглядит чем-то целым, пересекаясь с известной позицией Ф.Энгельса58.
Известный своей упорной работой в европейских архивах Й.Пфицнер также остался во власти искаженных представлений о программе Бакунина 40-х годов. Для него осталось загадкой, как мог «убежденный панславист» Бакунин сотрудничать с немецкими организациями в Чехии (в то же время польские контакты Бакунина изображены в книге достаточно конкретно; автор не рассматривал идеологическую сторону русско-польских связей)59. У остальных историков 1920— 1930-х гг. (Е.Извольской, Э.-Э.Каминского, не говоря уже об авторах специальных работ) интерес к польскому направлению деятельности Бакунина практически отсутствует. Примером служит двухтомник Ф.Валентина о революции в Германии в 1848— 1849 гг., где Бакунин упоминается лишь несколько раз, а основным источником служат доносы в III Отделение поляка Я.Бзовского60.
В работах Э.Х.Карра, Б.-П.Эпнера, А.Камю, Р.Хейра, Э.Пызюра, П.Шайберта и других западных исследователей
23
польские контакты Бакунина и вся его национальная программа трактуются как проявление «славянофильства», «национализма» и «мессианизма»61. Эти сочинения — достаточно разнящиеся по уровню и отличающиеся подчас нестандартным подходом к бакунинскому наследию анархического периода — отличает схематичный и поверхностный подход к бакунинскому наследию 1840-х годов. Даже такой серьезный исследователь, как А.Валицкий, не смог отойти от стереотипной оценки взглядов Бакунина этого периода как «славянофильских» и «панславистских»62. На этом фоне в лучшую сторону выделяются исследования А.Ленинга о роли тайных обществ в бакунинской тактике, статьи Л.Д.Ортона о роли славянской федерации в построениях Бакунина 1840-х гг., книга Р.Б.Солтмана о социально-политической мысли Бакунина, монография Р.Бертье об отношении Бакунина к германскому вопросу, а также издания, приуроченные к 100-летней годовщине его смерти в Северной Америке, Италии, Франции63. Особо отметим труды американского исследователя Р.С.Уортмана, высказавшего немало нестандартных оценок относительно «сценария власти» Николая I64.
Одним из историков, наиболее приблизившихся к рассмотрению нашей темы на основе соединения разнообразных комплексов источников, является венгерский исследователь М.Кун, в разноязычных работах которого рассыпано немало подробностей о польских контактах Бакунина. Отношение автора к этой стороне деятельности революционера достаточно взвешенное, даже привычный ярлык «панславизма» не совсем устраивал Куна. То, что не в состоянии была сделать советская и польская историография, успешно разрабатывал венгерский ученый65.
Казалось бы, крушение идеологических барьеров, сопровождавшее общественные перемены в России и Восточной Европе в 1990-е гг., должно было привести к появлению «ба-куниноведческих» исследований принципиально нового уровня, свободных от «партийных пристрастий» и вводящих в оборот новые источники. Однако все ограничилось всплеском общественного интереса к личности Бакунина в эпоху «поздней перестройки» в связи с началом остро критического пересмотра марксистского учения. Стоит особо отметить сборник
24
1990 г. «Памяти М.А.Бакунина», яркие журнальные публикации Н.М.Пирумовой, ряд работ ее учеников и единомышленников и в частности историко-правовое исследование С.Ф.Ударцева об анархизме66. На перестроечной волне появилась и насыщенная неизвестными архивными источниками монография В.А.Должикова о сибирском периоде жизни Бакунина. Впрочем, вводя в оборот новые документы, автор часто не в состоянии удовлетворительно проанализировать их информацию. Непоследователен Должиков и в оценке такого важнейшего источника, как «Исповедь» Бакунина. На таком фоне его малокорректная критика трудов Н.М.Пирумовой представляется совершенно излишней и неубедительной67.
В 1994 г. наконец увидел свет подготовленный под редакцией В.А.Дьякова, С.Кеневича и В.Сливовской том серии «Польское освободительное движение и российско-польские общественно-культурные связи в XIX веке», посвященный варшавской «Организации 1848 г.»68. Помимо опубликования значительного массива архивных документов о деятельности связанных с Бакуниным конспираторов из Царства Польского, в книге помещен ряд исследовательских работ, из которых особо выделяются статьи Г.В.Макаровой и А.Новака69. Историк из Кракова Новак высоко оценил репутацию Бакунина в польских кругах накануне европейских революций 1848—1849 гг., подчеркнул влияние его речей и воззваний, однако практическую сторону контактов русского радикала с поляками практически обошел, ограничившись упоминанием малодостоверных известий о совместной работе Бакунина и известного эмиссара Л.Зверковского-Ленуара. Новак особо подчеркивает оформившийся в конце 1848 г. ошибочный подход Централизации ПДО к проектам славянской федерации, близкий к воззрениям Энгельса об «исторических» и «неисторических» народах. При этом польский историк, на наш взгляд, упрощает ситуацию, не учитывая конспиративных контактов между Бакуниным и видными деятелями ПДО, в частности В.Хельтманом, и оперируя терминами «панславизм» и «славянофильство». Такая точка зрения сохранилась и в монографиях А.Новака, увидевших свет в 1994—1999 гг., а историк из Торуни Л.Кук умудрился ни разу не упомянуть имени Бакунина в своей работе о славянской ориентации политической мысли Великой эмигра-
