Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
Полицейский протокол допроса в Берлине арестанта Леонарда Неглинского (Бакунина) от 22 апреля 1848 г. зафиксировал, что тот выехал из Парижа 31 марта23. Отъезд Бакунина был сопряжен с мощной эмигрантской волной, прокатившейся в направлениии Познанщины и Галиции именно в конце марта. 26 марта Централизация ПДО обратилась к эмигрантам с воззванием о необходимости развернуть борьбу непосредственно на польской территории. Подготовка к «исходу» эмигрантов из Франции велась достаточно давно. Многие ведущие деятели ПДО (Хельтман, Высоцкий, Зенкович) покинули Париж еще раньше (они появились в Познани уже 30 марта); вслед за ними на польские земли направились Дараш, Ю.Орденга, В.Мазуркевич. Функции Централизации, как и в 1846 г., исполнял Временный комитет, центральной фигурой которого был Ворцель (единственный член Централизации, оставшийся в Париже)24. Вероятнее всего, именно «старый друг» Бакунина Ворцель принял непосредственное (а возможно, и единоличное) участие в судьбе Бакунина.
Не исключено, что вся история Бакунина с его просьбами к французскому правительству, которое в свою очередь запрашивало Централизацию о «доверии» к «русскому бунтовщику», является очередной мистификацией «Исповеди». Хронология событий могла быть переиначена так, чтобы эпизод бакунинского отъезда из Парижа (практически не зафиксиро-
217
ванный в делах саксонского и австрийского следствий) вызвал как можно меньше вопросов, неизбежно возникших по случаю причастности к этому делу руководства ПДО. «Проницательные читатели» «Исповеди» не обратили внимания на очевидную нестыковку величины выделенной Бакунину суммы и его уверений в отсутствии серьезных контактов как с французским правительством, так и с Централизацией. Похоже, что вопрос о финансировании революционной деятельности Бакунина и ее конспиративном «прикрытии» решался не в последний момент, а еще тогда, когда все члены Централизации еще исполняли свои функции: акция была спланирована и соответствующим образом продумана.
Учитывая ориентацию Бакунина в польской среде, логичнее увязать его отъезд с отбытием из столицы Франции колонны эмигрантов, не принадлежавших к ПДО (совместно с французскими добровольцами), в количестве более 400 человек. При тогдашнем уровне развития транспорта отъезд мог растянуться на 2—3 дня. Названный Бакуниным срок выглядит правдоподобным: еще 30 марта он был в Париже, что зафиксировало письмо Гервега, именно в этот день рекомендовавшего Бакунина известному кенигсбергскому либералу И.Якоби25.
Характерно, что и в этот период немецкие связи Бакунина в немалой степени пересекаются с его польскими контактами. Безоговорочная поддержка Централизацией воззвания Гервега от 25 марта, призывавшего к общей борьбе против прусского и российского деспотизма, лишний раз усиливает сомнения в отсутствии контактов Бакунина с руководством ПДО в марте 1848 г.; доктор И.Якоби был не менее известен своими прочными контактами с поляками26. Путешествие Бакунина через Франкфурт было отмечено не только широкими контактами с немецкими общественными деятелями, но и могло принести ему новые знакомства среди поляков. Не исключено общение Бакунина, исключительно активного в тот период, с действовавшими во Франкфурте эмиссаром КПЭ Ю.Ретценхаймом, посланником Познанского комитета В.Неголевским и доктором В.Шокальским, сторонником группировки Чарторыских27.
В «Исповеди» Бакунин сожалеет о том, что его масштабные замыслы уже в самом начале наткнулись на серьезные
218
препятствия. Берлинская полиция (в тесном контакте с III Отделением) уже обладала определенной информацией о личности «государственного преступника» и сознавала опасность появления его в Познани, что могло бы бросить тень на отношения Берлина и Петербурга. «Революционный полицай-президент» Л.Минутоли принял меры к задержанию Бакунина, которое последовало 21 апреля. Минутоли, до того занимавший пост начальника познанской полиции и хорошо ориентировавшийся в деятельности поляков, не позволил Бакунину проехать в Познань, где 22 апреля началось восстание под руководством Мерославского, вскоре подавленное прусскими войсками28.
Вероятно, у Бакунина были варианты действий, заранее обсужденные им с поляками еще в Париже. Из его показаний при аресте следует, что он возобновил в Берлине знакомство с Цыбульским: «От него именно я узнал, что мне выгоднее будет проехать через Бреславль в Галицию»29. Все это выглядит достаточно близко к реальности, особенно если учесть, что Дзвонковский (с которым Бакунин мог в первую очередь координировать свои действия) играл заметную роль в событиях конца марта — апреля 1848 года. Согласно Фелиньскому, он отправился из Парижа в обществе Дзвонковского, Ю.Словацкого, С.Тхожевского, Ю.Чарновского, Ан.Фредро и Александра Милевского, капитана повстанческих войск 1830—1831 гг., впоследствии (1836—1845 гг.) члена ПДО, исключенного из общества за переход в ОПЭ (вполне возможен контакт этого деятеля с Бакуниным). Всю эту компанию определенно ждала бакунинская судьба, но опытные конспираторы успели рассредоточиться, исчезнув из дилижанса прежде, чем прусская полиция сумела их арестовать.
