Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
214
под руководством Дзвонковского. Деятельными членами этой организации, руководителем которой Фелиньский называет Дзвонковского, были Лемпицкий, Рогавский, Анджей Фредро и Юзеф Чарновский. Двое последних упомянуты эмиссаром варшавской «Организации 1848 г.» как «близкие друзья Дзвонковского», чуть ли не каждый день посещавшие конспиративную квартиру вдовы Пех во Вроцлаве. Активно действовал как в союзе, так и во врощіавской агентуре Дзвонковского С.Тхожевский, товарищ Фелиньского по Московскому университету16.
Фелиньский, приехавший из Подолии в Париж 1 января 1848 г., был хорошо знаком со Словацким, будучи одним из немногих постоянных посетителей поэта, одолеваемого тяжелой болезнью. В результате встречи Фелиньского со своим старым знакомым Тхожевским Дзвонковский и его единомышленники установили прочные связи со Словацким, который отнесся со значительной симпатией к их позиции. В то же самое время Словацкого посетил и Бакунин (факт их встречи больше не подтверждает ни один источник). Русский революционер с интересом отнесся к некоторым сторонам воззрений Словацкого, восходящим к традициям шляхетской Польши. Согласно Фелиньскому, «парижские отношения со многими знаменитыми поляками дали ему (Бакунину. — Ю.Б.), как он сам признал, больше, чем чтение книг и лекции в Сорбонне и Коллеж де Франс».
Вопреки дежурному восклицанию Фелиньского, сочинявшего свои мемуары через 40 лет после описываемых событий, о том, что влияние «неблагородного» Бакунина на поляков было «никакое», стоит признать, что сам факт знакомства Бакунина и Словацкого стал возможен только в результате посредничества Дзвонковского и окружавших его молодых эмигрантов генерации 1846 года. Отношение Бакунина с этими людьми были, как и в 1847 г., наиболее приоритетным направлением его деятельности в польской среде17.
Разумеется, польские контакты Бакунина в дни его «духовного пьянства» в Париже не замыкались в кругу указанных лиц. Стоит обратить внимание и на его тогдашние отношения с руководством ПДО, которые продолжали носить вполне «дипломатический», нормальный характер, исключающий
215
всякие «шпионские подозрения». Другое дело, что Бакунин мог воспринять значительную часть аргументации Дзвонковского и его круга по отношению к Централизации, что и отразилось впоследствии в соответствующих местах «Исповеди», посвященных теории и тактике ПДО. В то же время материал бакунинского «покаяния» позволяет заключить, что Бакунин был в курсе подготовки Демократического общества к новому восстанию: еще накануне революции 1848 г. он не разделял взгляд об исключительной направленности готовящихся событий против николаевской монархии, резко осудив поведение на суде Мерославского (письмо Г.Гервегу, октябрь 1847 года)18.
Итак, прежние связи вполне позволяли Бакунину детально обсудить с поляками вопросы его участия в готовящихся событиях. У одинокого русского эмигранта появился шанс практически подкрепить ожидания, которые возлагал на него «Демократа польски» в комментарии к его парижской речи 29 ноября 1847 года. Главную ставку он делает на события в Великом герцогстве Познанском, куда направилась основная часть польской эмиграции (вне зависимости от конкретных группировок). В марте 1848 г. у Бакунина не было оснований сетовать на Централизацию, хотя в «Исповеди» он спешит подчеркнуть, что «в Париже после февральской революции не встретил ни одного из ее членов», ибо в среде эмигрантов всегда знал только «толпу шумящую», а не вождей.
Однако такие заверения плохо стыкуются с приведенной тут же информацией о том, что обращение к демократическим членам французского Временного правительства было удовлетворено только после консультаций французов с Централизацией (генерал Ф.Шнайде, СВорцель, В.Мазуркевич, В.Хельтман, В.Дараш — Фелиньский, явно с подачи Дзвонковского и его окружения, называет последнего руководителем Централизации), которая очень благосклонно отнеслась к планам Бакунина: с ее непосредственной санкции он раздобыл деньги (2000 фр.) и два паспорта для проезда на Познанщину19. «Отставной прапорщик» раздобыл немалую сумму: КПЭ получил от Франко-польского комитета для переброски эмигрантов на польские земли всего 3500 фр., так что квота для одного человека колебалась от 10 до 30 фр. (при этом уже в Кёльне за проезд по железной дороге надо было платить)20.
216
Тот факт, что Бакунин представлял лишь самого себя, не отразился на доверии к нему со стороны поляков. Не являясь ничьим эмиссаром, Бакунин, несомненно, координировал свои действия со знакомыми ему поляками из числа лидеров Национального союза, КПЭ и ПДО. Он отправился в Познань, имея в запасе старые связи и рекомендации к деятелям польского и немецкого движения в различных частях Польши. Свое путешествие он совершил отнюдь не изолированно и независимо: «Я решился отправиться в Великое герцогство По-знанское с возвращающимися туда поляками», — заявляет Бакунин в «Защитительной записке» своему адвокату Ф.Отто21. Он не назвал сопровождающих его лиц ни в ходе следствий, ни в «Исповеди», хотя III Отделение знало о самом факте: «Он оставил Париж, сопутствуя некоторым полякам, отправлявшимся в Познань»22.
