Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
Донесение крайне напуганного революцией (и причастностью к ее событиям некоторых русских) «литературного агента» было более чем оперативным. Шествие поляков к Временному правительству (очевидец событий Фелиньский говорит об интернациональной акции похорон жертв начала революции; впереди этой колонны шли поляки во главе с Ю.Дверницким, а делегация ПДО шествовала отдельно), собравшее, по сведениям «Дзенника народового», более 400 человек, состоялось 26 февраля 1848 г., в день приезда Бакунина. Надо полагать, Толстой был немало удивлен, узрев в числе участников этой акции Бакунина, высланного из Франции 2,5 месяца назад (это единственное упоминание о Бакунине в его обширных агентурных донесениях). Депутация под началом Дверницкого была принята Дюпон де Лёром, Ламартином и Маррастом9. Кроме искренних симпатий поляков делу революции, на рассмотрение Временного правительства был предложен проект создания польского легиона.
212
Опасения Толстого были напрасными: эта акция, как и многое, что происходило в первые дни революции, имела спонтанный характер и особых практических последствий не принесла; в начале мая руководство Комитета польской эмиграции (КПЭ) тщетно добивалось аудиенции у того же Ламар-тина. Участие Бакунина и других русских свелось к хождению по улицам Парижа в компании знакомых им поляков (такие ситуации могли часто повторяться на протяжении конца февраля и марта 1848 года).
Появившись в Париже, Бакунин предпринял попытку встретиться с теми польскими деятелями, с которыми он теснее всего общался до высылки. Характерно, что одним из организаторов упомянутого митинга был Дзвонковский; личность Дверницкого, председательствовавшего на митинге 29 ноября 1847 г., также была хорошо известна Бакунину. Акция 26 февраля была очередным звеном легально-пропагандистской деятельности Бакунина в польской среде, ознаменованной выступлениями 29 ноября и 14 февраля. Интересно, что центральный орган ПДО, скупо и неприязненно повествуя о походе «генерала Дверницкого во главе известного числа живущих в Париже поляков» (такая формулировка — лишнее доказательство многочисленности собравшихся), указал на участие в этом мероприятии и «детей из школы в Батиньоле» (недвусмысленный интерес Бакунина к работе этой школы и активное общение с ее руководством нам уже известны10).
Любопытно сопоставить признание Бакунина в «Исповеди» о поселении его в казармы гвардии Коссидьера с сообщением Х.Граевского о состоявшемся 28 февраля заседании избранного накануне Временного Комитета польской эмиграции в казармах муниципальной гвардии по ул. Турнон, которые французские власти предназначили для поляков11. Логично допустить возможность совместного проживания Бакунина и некоторой части польской колонии в Париже, например, постоянно нуждавшихся молодых эмигрантов 1846 года.
Тактическая линия, намеченная Бакуниным перед высылкой и документально зафиксированная в письмах Лемпицкому к Дзвонковскому, не претерпела изменений. Наиболее прочный контакт Бакунин поддерживал с деятелями, создавшими в первые дни революции КПЭ — прообраз временного прави-
213
тельства в изгнании — во главе с Дверницким. Комитет ставил целью координацию вооруженной борьбы эмигрантов и защиту польских интересов у «правительств». Наряду со старыми сторонниками Дверницкого ядро этой достаточно аморфной и толерантной в политическом отношении организации составили «раскольники», по разным причинам размежевавшиеся с ПДО. Реакция Централизации была адекватной: «Речь шла о том, чтобы для разрушения Демократического общества поставить рядом с Дверницким исключенного за покушения против общества Томаша Малиновского и его сообщников... [Для них] необходимо правительство, а во главе пусть встанут Дверницкий, Гавроньский, Малиновский, исключенный из общества, Хоффман, публицист из "3 Мая", За-леский, исключенный из общества, Дзвонковский, исключенный из общества»12.
Выборы руководства комитета тянулись долго. Характерен прочный авторитет Дзвонковского в рядах эмигрантов: лишь кандидатуры его и Дверницкого неизменно набирали квалифицированное большинство голосов, тогда как В.Тышкевич, Ю.Б.Островский, не говоря уже о Мицкевиче, Ю.Словацком и К.Ружицком, неизменно проваливались13.
Вокруг КПЭ к марту 1848 г. сплотилась группировка достаточно влиятельных деятелей, многие из которых так или иначе соприкасались с Бакуниным. Среди них Т.Малиновский, Х.Якубовский, К.Рогавский, Ф.Рогиньский, П.Копчиньский, А.Глушневич, Х.Дмоховский, Л.Вертинский, Г.Х.Невенгловский, Б.Залеский, Э.Янушкевич, Ю.Броневский, И.Р.Плужанский, Ю.Гарныш, Н.Орда14. Вполне вероятно и то, что к комитету примыкал и М.Лемпицкий. Х.Граевский ошибочно идентифицировал реляции в адрес комитета, датированные началом апреля и подписанные «Хлоп», с именем Дмоховского, бывшего к тому времени уже сторонником ПДО (указанное конспиративное прозвище с конца 30-х гг. принадлежало Лемпицкому)15.
Дзвонковский был широко известен и в кругах, исповедовавших «товянизм» различных оттенков. Воспоминания архиепископа Фелиньского, оставшиеся неиспользованными при исследовании проблемы и в польской историографии, позволяют говорить об активном продолжении существования в феврале—марте 1848 г. Национального союза в эмиграции
