Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
185
Митинг, на котором выступил Бакунин, был одним из мероприятий, традиционно происходивших в этот день в Париже. Как обычно, состоялись три самостоятельных собрания по случаю этой даты: в 14 часов собрались приверженцы «Отеля Лямбер»; ПДО организовало собственное празднование под председательством В.Мазуркевича — среди выступавших были В.Зверковский, М.Т.Дембиньский, полковник С.Пониньский, Я.К.Подолецкий. Интересно, что связи всех ораторов на этом митинге (за исключением Подолецкого) с Бакуниным доказаны документально197.
Французы и другие иностранцы на мероприятия ПДО такого рода не допускались. Для них традиционным было вечернее заседание, организуемое генералом Дверницким. Сообщение Неттлау, повторенное Стекловым, о том, что в зале в тот день собралось 1500 чел., опровергал Кухажевский, считавший, что вместимость зала была не более 300198. Состав выступавших был достаточно пестрым (по Кухажевскому, «эмигранты всех мастей»): полонофил П.Вавэн, экономист Л.Воловский, Ф.Гжимала, стоявший у истоков лозунга «За вашу и нашу свободу!» 25 января 1831 г., а также некто Кли-машевский199. Бакунин откровенно высказал свои взгляды на польско-русский революционный союз, до того известные лишь избранным лицам. Страстная жажда революционного разрушения деспотических устоев, острая критика николаевской монархии обратили на Бакунина пристальное внимание III Отделения в лице его европейских агентов, в том числе и поляков. В самых разных общественных кругах эта речь вызвала настоящую сенсацию. Отозвалась на нее и польская эмигрантская пресса.
«Демократа польски» 9 декабря 1847 г., проявляя обычную сдержанность ко всему, что происходило 29 ноября помимо митинга ПДО, отмечал: «Вечером же генерал Дверниц-кий устроил обычное празднование. Самой интересной речью на нем была речь г. Бакунина, русского эмигранта. В сильных выражениях он осудил русское правительство и разделы Польши, а также отдал дань памяти дню 29 ноября, когда, как он выразился, поляки боролись не только за свою свободу, но и за свободу России»200. Несколько позже центральный орган ПДО поместил более обширный комментарий к речи Бакуни-
186
на: «Остается только одно пожелание: чтобы речь г. Бакунина была действительным выражением мыслей тех его соотечественников, от имени которых он говорил, чтобы голос его был услышан там, где мы до сих пор наблюдаем, с одной стороны, угнетение, варварство, а с другой — рабское терпение и глубокое молчание... пусть те новые силы, которые г. Бакунин наблюдает в России, проявятся реально, пусть начнут упорный неустанный бой с угнетателем, пусть подобно Польше предстанут перед миром в апостольском одеянии демократической веры, и тогда союз между двумя нациями имел бы прочную и непоколебимую основу. Сейчас г. Бакунин и его единомышленники пусть работают словом и делом над осуществлением программы, которую они провозгласили: Польша принимает их труды с той же радостью, с которой она принимает все усилия угнетенных народов, даже если бы они имели самое отдаленное отношение к ее делу»201.
Эта обширная цитата необходима, чтобы внести ясность в запутанный усилиями некоторых историков вопрос об отношении руководства ПДО к Бакунину в это время. А.Ф.Грабский, в частности, убежден в том, что в приведенном комментарии «Демократы...» содержится «упрек», «сомнения», «недоверие» и проч. В подтверждение приводится мнение Лелевеля, который после встречи с Бакуниным писал 24 декабря 1847 г. В.Зверковскому: «...Благородный Бакунин не жалуется на Централизацию, но я знаю точно, что он не нашел там признания и желаемого эффекта»202. Что касается нереализованных планов Бакунина в отношении Централизации, то «желаемого эффекта» он мог достигнуть, как известно, только в случае скорейшего начала нового польского восстания с его участием. Главное в отношении руководства ПДО к Бакунину осталось: призыв русского эмигранта и его единомышленников (что еще раз подтверждает версию о бакунинской мистификации, прочно отложившейся в голове Зенковича203) предпринять практические действия взамен словесной поддержки польского дела вполне реалистичен, акцент на сотрудничество двух народов прослеживается четко и неизменно.
Нам представляется, что примерно такой была позиция ПДО и при беседах с Бакуниным в Версале весной и летом 1846 года. Последняя фраза в процитированном комментарии
187
явно призвана подчеркнуть впечатление о полном отсутствии каких-либо связей между ПДО и русским эмигрантом; сходные мотивы владели редакцией органа Централизации, когда последний обошел молчанием факт высылки Бакунина из Франции. На Бакунина по-прежнему возлагались практические надежды, несмотря на полное бездействие разрекламированной им «русской революционной организации» и настойчивое воздействие на «диссидентов», покинувших ряды ПДО.
Отклики других органов польской печати в эмиграции были более сдержанны. Показателен отзыв умеренно-консервативного «Дзенника народового», который 4 декабря 1847 г. писал о том, что среди эмигрантов речь Бакунина воспринята неоднозначно: одни ее безоговорочно поддерживают, другие столь же категорично отвергают с точки зрения «безусловного патриотизма», третьи относятся с недоверием и подозрительностью, вспоминая известную историю о дарах данайцев204. Здесь прослеживаются основные линии реакции поляков на революционную деятельность Бакунина на всех ее этапах.
