Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
В то же время Бакунину трудно отказать в стремлении «обращать» своих собеседников — это составляло отличительную черту его неуемной натуры. В.Вайнтрауб не без оснований писал об определенном влиянии бакунинской программы на взгляды самого Мицкевича периода «Весны народов»152. Бакунину как в 1840-е гг., так и позднее было свойственно пытаться сделать своими сторонниками самых разных людей, часто совершенно противоположных ему по взглядам и симпатиям. В среде революционной молодежи, покинувшей Польшу после неудачных попыток зимы 1846 г., он стремился найти опору для будущей результативной революционной работы. Хотя большинство этих людей не оправдало бакунинские надежды, многое указывает на то, что он не зря так ак-
175
тивно контактировал с новой генерацией внутри польского общественного движения.
Почти все они обладали реальным опытом конспиративной работы, что более всего привлекало Бакунина после контактов с ОПЭ и ПДО; шансов на скорое участие в революционных предприятиях здесь было куда больше. К тому же молодые поляки, попавшие на Запад, не имели еще в большинстве своем четко направленной идейной позиции. В этих условиях Бакунин пытается сплотить вокруг себя некоторую часть молодой эмиграции. О том, что этот процесс был достаточно успешным, свидетельствуют два письма Бакунина М.Лемпицкому, отправленные из Брюсселя в начале 1848 года. В научный оборот они были введены в середине 1930-х гг. и хранятся в настоящее время в рукописном отделе воеводской библиотеки в Быдгоще153. Особая ценность этих документов в том, что они позволяют проследить реальные связи Бакунина с поляками перед революциями 1848—1849 годов. К сожалению, вплоть до настоящего времени историки не только воспринимают эти письма изолированно от всей совокупности польских контактов Бакунина, но и не придают им особого значения154.
Уроженец деревни Блонники Плоцкой губернии Михал Лемпицкий (1818—1895 гг.), с которым Бакунин был знаком по крайней мере с 1847 г., особо примечательной роли в эмиграции не играл155. Появившись во Франции, Лемпицкий, как и многие молодые эмигранты, первоначально примкнул к ПДО. Его членство в этой организации продолжалось недолго: он был исключен из ПДО 28 августа 1847 г. по приговору Братского суда в Бордо за то, что он не разделял основных принципов деятельности общества156. Поводом для столь суровых санкций стало подписание им и рядом других эмигрантов Манифеста об образовании Национального союза в эмиграции от 31 июля 1847 года. Возникновение этого объединения, насчитывавшего всего несколько человек, вполне вписывалось в процесс распада непрочных структур, возникших в результате охватившего ПДО в 1846 г. объединительного бума.
Вместе с Лемгшцким за те же прегрешения ряды ПДО покинул известный деятель польского освободительного движения Владислав Дзвонковский. Согласно свидетельству З.Щ.Фелинъского, он
176
был руководителем вышеупомянутого Национального союза, который активно действовал и после начала революции во Франции в конце февраля 1848 года. В агентурном донесении из Версаля, поступившем в распоряжение венского президиума надворной полиции и повествующем о разногласиях в рядах демократов (15 сентября 1847 г.), в списке исключенных бордосским судом «раскольников» Дзвонковский и Лемпиц-кий находились рядом157. Многие подробности их биографий до 1847 г. пересекаются; материалы словаря М.Тыровича не позволяют подозревать даже в отдаленных сношениях с Бакуниным и Лемпицким никого из 12 человек, состоявших в рядах ПДО и носивших то же имя. Все это позволяет утверждать с достаточной степенью уверенности, что человеком, упомянутым в письмах Лемпицкому под именем Владислава, был именно Дзвонковский.
Дзвонковский был одним из активнейших конспираторов сороковых годов158. До 1847 г. его симпатии были на стороне ПДО, в ряды которого он вступил подобно другим молодым эмигрантам 1846 года. Но в рядах Демократического общества Дзвонковский был достаточно случайным человеком159; однако как в эмиграции, так и в конспиративных кругах он пользовался весомым авторитетом: А.Минковская подчеркивала, что «заговорщики молились на Мерославского, слушали Ли-бельта, морально подчинялись Дзвонковскому»160.
К моменту встречи с Бакуниным Дзвонковский окончательно определился в своих отношениях с ПДО, откуда он был исключен за инакомыслие. С этого времени его симпатии определенно склоняются в сторону направления генерала Дверницкого, отличавшегося большей толерантностью161. В «Исповеди» Бакунин повествует о приходе к нему двух молодых поляков с приглашением на митинг 29 ноября 1847 г., проходивший под председательством Дверницкого162. Этими поляками вполне могли быть Дзвонковский и Лемпицкий. Судя по бакунинским письмам из Брюсселя, еще до его выезда из Франции они были наиболее близки ему из всех окружавших его польских деятелей. Именно на них он возлагал особые надежды в осуществлении своих революционных планов, высказывая им свою программу без каких-либо тактических уловок, к которым он так часто прибегал в
177
польской среде: «С другими я иногда дипломатничал, правда, против своей воли, и, может быть, я еще часто буду принуждаем к этому людьми, с которыми мне придется иметь дело; но с вами двумя — никогда»163.
