Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
Бакунин скорее всего представился эмиссаром влиятельных российских революционеров; отсюда и его обещание «предложить им совокупное действие на всех русских» (выделено мной. — Ю.Б.) в районах со значительной долей польского населения. Тот факт, что Зенкович изложил эту историю эмиссару варшавских конспираторов в 1848 г., наводит на мысль, что поляки в значительной степени поверили Бакунину, ожидая от него и его единомышленников практических действий134. С другой стороны, и в период «Весны народов», и в начале 1860-х гг. большинство контактировавших с ним поляков (в том числе и выходцев с территории Российской империи) не имели представления о наличии или отсутствии «громадной массы» бакунинских соратников внутри России; такой .уровень осведомленности полностью укладывался в теоретические проекты ПДО на предмет всеобщего восстания и тотальной поддержки его населением во всех трех частях бывшей Речи Посполитой.
Известным подспорьем для контактов Бакунина и ПДО явилось усиление внутри Демократического общества «объединительно-поглотительных» тенденций по отношению к
170
другим группировкам левого толка. В период с апреля по июль 1846 г. были успешно разрешены проблемы с присоединением к ПДО таких организаций, как ОПЭ, «Демократия XlX века» во главе с Ю.Орденгой, Т.Янушевичем, С.Пониньским и другими, а также ряда мелких группировок135. В результате структура ПДО стала достаточно рыхлой, хотя на первых порах это в немалой степени компенсировалось притоком свежих интеллектуальных сил, впоследствии много сделавших для ПДО (Ворцель, Штольцман, Орденга и другие). Лелеве-левское Объединение влилось в ПДО на условиях, приемлемых для Централизации: организация распускалась, а ее члены принимались в ПДО индивидуально. Подавляющее большинство во главе с Лелевелем так и сделало; исключение составили лишь правые, ведомые В.Тышкевичем и В.Тышкой.
Для Бакунина это означало, что подозрения в «лелевелиз-ме» практически не будут учитываться при контакте с Централизацией. Даже если абстрагироваться от бакунинских мистификаций, несомненно, что просто отвергнуть Бакунина, хорошо известного к тому времени в парижских кругах, Централизация не могла.
Естественно, что в своих тюремных показаниях в Саксонии и Австрии и особенно в «Исповеди» Бакунин всячески стремился показать отсутствие каких-либо прочных связей в руководстве ПДО. Польское направление деятельности Бакунина в период, предшествовавший 29 ноября 1847 г., было лишь поверхностно известно соответствующим службам стран «Священного союза». Да и в ходе саксонского и австрийского следствий вопросы о его парижских контактах предреволюционного периода почти не поднимались136. Бакунин мог подсунуть в «покаянии» царю лишь самую общую картину событий, приглаженную в нужных местах. Понятно, что его контакты с ПДО в первую очередь подверглись процедуре смягчения.
Между тем уже сама продолжительность контактов Бакунина с Централизацией, указанная им в «Исповеди» (начало весны — конец лета 1846 г.) могла заставить задуматься «проницательных читателей» его «покаяния». «Откровенное признание» в том, что «после нескольких бесплодных свиданий в Версале мы совсем перестали видеться, и движение мое,
171
преступное в цели, не могло иметь на этот раз никакого преступного последствия»137, решительно опровергается фактами, прямо или косвенно указывающими на отсутствие какого-либо «разрыва» между ним и Централизацией.
Скорее всего, в конце лета 1846 г. прекратились тесные регулярные контакты Бакунина с ПДО, что отнюдь не означало прекращения всех отношений с деятелями Централизации. На протяжении 1846—1848 гг. Бакунин сохранял хорошие отношения с руководством ПДО. В частности, между Бакуниным и Хельтманом велась переписка, о которой, не вдаваясь в подробности ее содержания, упоминала Х.Лучакувна (письма Бакунина Хельтману хранились в Рапперсвильских собраниях и погибли в период Второй мировой войны)138. Тесный личный контакт предопределил их совместное участие в Дрезденском восстании в мае 1849 года.
Обращает на себя внимание появление в Париже С.Ворцеля, который в 1847 г. был избран членом Централизации. О тесном идейном и человеческом контакте Ворцеля и Герцена в 1850-х гг. написано немало; контакты же Бакунина с этим видным представителем эмиграции мельком упомянуты только у Б.И.Николаевского, который, к сожалению, не раскрыл никаких деталей, ограничиваясь простой констатацией факта их знакомства139. Между тем давно известно упоминание Бакуниным Ворцеля как своего «старого друга», содержащееся в незаконченном отрывке второй части «Кнуто-Германской империи» (1871 год)140. Естественная версия о проекции герценовских впечатлений на биографию Бакунина не учитывает многих обстоятельств. Конечно, имя Бакунина было хорошо известно Ворцелю со времени визита русского эмигранта к Лелевелю в Брюссель в 1844 г.; вполне допустима причастность Ворцеля к идее (которую обычно связывают только с именем Штольцмана) пригласить Бакунина на митинг в память казненных декабристов в июле 1845 г., равно как и к планам бакунинского путешествия в Лондон после его высылки из Франции в конце 1847 года. Воззрения новоиспеченного члена Централизации Ворцеля (особенно по отношению к России и славянству) были значительно ближе Бакунину, нежели традиционная идейная платформа ПДО. Сам факт длительного нахождения Ворцеля во французской столице в
