Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
Не до конца прояснен в историографии вопрос о датировке первой встречи Бакунина и Лелевеля. С.Кеневич, А.Лесьневский, Дж.С.Скурнович и другие исследователи считают, что посещение Бакуниным Лелевеля состоялось в июне или же «летом» 1844 года53. Действительно, первое упоминание о Бакунине в дошедшей до нас переписке Лелевеля содержится в его письме П.Копчиньскому от 10 июня 1844 г.: «В конце будущего месяца будешь иметь в гостях русского Бакунина из Твери. Дам ему твой адрес для беседы»54. Из текста лелевелевского письма следует, что автор имел четкое представление о бакунинских планах. Хотя письмо имеет сдержанный характер, сам факт, что оно было рекомендательным, позволяет усомниться в поверхностности знакомства Бакунина и Лелевеля к началу июня. В условиях середины 40-х гг. Лелевель должен был тщательно проверить любого русского, тем более появившегося в Брюсселе с совершенно иными целями, чем, например, историк М.П.Погодин в 1842 г. (кстати, этот визит русского ученого никак не отражен в лелевелевской переписке)55. Совершенно очевидно, что контакты Бакунина и Лелевеля завязались раньше июня 1844 г., вероятнее всего в мае или даже в конце апреля.
152
Косвенным доказательством этого может служить история, связанная с идеей повторного издания воззвания к русским, написанного Лелевелем в 1832 году56. Эта инициатива была выдвинута еще в конце 1843 г. в рамках целой серии пропагандистских материалов, из которых Лелевелем и Вор-целем были написаны воззвания к славянам и сербам; при этом Лелевель рассчитывал на последующее распространение этой литературы в России и южнославянских землях при посредничестве Л.Зверковского (Ленуара), двоюродного брата ближайшего соратника Лелевеля по ОПЭ В.Зверковского и активного деятеля агентства Чарторыских на Балканах, тесно связанного с М.Чайковским57. «Воззвание к славянам» появилось 25 марта 1844 года. Идея же обращения к русским на основе документа 1832 г. активно разрабатывалась несколько позже. 28 апреля Лелевель пишет В.Зверковскому о необходимости найти печатный текст этого обращения, который, по его мнению, должен находиться у Л.Ходзько58. В письме тому же адресату от 2 июня Лелевель жалуется на невозможность издания русского текста воззвания из-за отсутствия соответствующего шрифта. Это означает, что работа по переводу воззвания 1832 г., которую выполнял Бакунин, уже началась (окончательный текст был послан А.Одынецкому в Лилль 15 июня)59.
Это было первое практическое действие, совершенное Бакуниным во имя русско-польского революционного союза. Характерно, что Бакунин не только перевел воззвание, «за которое он (Лелевель. — Ю.Б.) был изгнан из Парижа», но и добавил к тексту 1832 г. собственные соображения60. Эту идею активно поддержал Лелевель. Представляя Зверковскому в письме от 3 июля «достойного юношу» Бакунина, он упоминает об «обширных примечаниях, касающихся того, что было сказано на годовщинах 29 (ноября 1830 г. — Ю.Б.) о славянах»61. Из письма Зверковскому от 29 июля следует, что идея дополнений к воззванию принадлежала Бакунину, при этом добавления касались российского законодательства о выезде за границу («о паспортах») и осуждения политики французского правительства. А.Одынецкий, приехавший к Лелевелю в Брюссель, осудил не столько то, что бакунинский перевод «не очень силен», сколько разницу между текстом 1832 г. и вставками, а также планы критики французской правительственной политики62.
153
Бакунинские дополнения были написаны по-французски («это их оригинал»); в письме Л.Ходзько от 13 августа Лелевель пишет: «Очень хороши все его добавления..., но это полностью изменило план Одынецкого». В марте 1845 г. Лелевель полагал, что французский язык бакунинских вставок стоит оставить, чтобы не увеличивать стоимости издания63. Текст воззвания, переведенный и переработанный Бакуниным, не сохранился. До нас не дошел ненапечатанный, исправленный вариант лелевелевского воззвания, о котором Бакунин сообщает в «Исповеди», что тот «сохранился в его бумагах»64. Вполне вероятно, что в основу бакунинских изменений текста легли его размышления и наброски более раннего периода, когда он намеревался писать в Швейцарии работу о России и Польше.
Результатом брюссельских встреч Бакунина и Лелевеля было значительное развитие теоретических и практических представлений Бакунина. Взгляды его на польский вопрос существенно изменились, их теперь характеризует не абстрактная симпатия, основанная на приблизительной информации, а конкретное твердое убеждение в необходимости осуществления союза русских и польских радикальных демократов. С этого времени «польское дело» занимает место в его революционных контактах и планах. В «Исповеди» содержится указание о том, что встречи с Лелевелем были важнейшей вехой в его биографии: «Тут в первый раз мысль моя обратилась к России и Польше; бывши уж совершенным демократом, я стал смотреть на них демократическим взглядом, хотя еще не ясно и очень неопределенно»65.
Знания и идеи Лелевеля жадно впитывались молодым и неопытным в политике Бакуниным. Соединение его прежних убеждений с переосмысленными им в критическом духе основными положениями лелевелевской программы стало важным направлением формирования бакунинского радикального демократизма66. Впрочем, уже сам факт самостоятельности мышления русского эмигранта при составлении дополнений к воззванию Лелевеля позволяет усомниться в присущей некоторым авторам традиции подчеркивать «переимчивость» Бакунина в отношении многих идей Лелевеля, в частности, тезиса о «первичном гминовладстве», трактуемого А.Лесьневским
