Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
Сходная картина и с подчеркиванием существенных различий между славянами и их соседями: немцами, венграми, евреями, нередко встречаемым в публицистике Бакунина конца 1840-х годов239. Пристрастные и односторонние оценки с примесью личной обиды, столь характерные для Стеклова,
111
Полонского, Горева, Ярославского, Зильбермана, не преодолены в историографии до сих пор; тема о «немцененависти» и «антисемитизме» Бакунина до недавнего времени обсуждению практически не подлежала240. Резкие оценки им отдельных личностей (Маркса, М.Гесса, Л.О.Люблинера, позднее И.Розенталя) вряд ли могут быть экстраполированы на тотальное отрицание исторической и современной роли целого народа241. В то же время впечатления от военной службы в Белоруссии в соединении с устоявшимися традициями российского дворянства в оценке места и роли еврейского населения оказали немалое влияние на язык и стиль Бакунина.
Мнения окружающих его поляков зачастую столь же категоричны. Мононациональность польского общественного движения была фактом, и положение, к примеру, Люблинера в рядах эмигрантов было нелегким. В личных контактах ведущие деятели польских левых, безусловно, воздерживались от каких-либо нападок242. Люблинер подчеркивал, что Лелевель всегда «был сторонником жительства евреев в Польше», на что его оппонент Я.Чыньский привел мнение одного из руководителей ПДО Я.Н.Яновского о том, что «Лелевель... был против самоуправления евреев и не скрывал этого при прибытии во Францию»; по словам Яновского, знаменитый историк считал, что евреям можно предоставить избирательные права только в третьем поколении243. Независимо от того, адекватны ли приведенные оценки истинной позиции Лелевеля, налицо широкое распространение в среде демократической эмиграции взглядов, далеких от толерантности к «иноверцам».
В целом вопрос об отношении Бакунина и польских демократов к той или иной нации исключительно сложен, что предполагает полный отказ от переноса критериев и оценок позднейших десятилетий на конкретное положение европейских наций в 40-х гг. XIX века. Для многих исследователей понимание Бакуниным национального вопроса в 1840-е и 1860-е гг. (часто берется и более поздний период) воспринимается слитно244. Между тем в ряде произведений 1862 г. (брошюра «Народное дело», письма Й.В.Фричу) он из тактических соображений отходит от последовательной трактовки некоторых своих принципов, прямо называя себя «панславистом» и пытаясь совместить некие «панславистские» идеалы с
112
идеей Земского собора и революции245. Но от этой временной и не оправдавшей себя ориентации, вполне вписывавшейся в традицию политического «дипломатничанья», он скоро отказался. И нет никаких причин совмещать более последовательные воззрения Бакунина периода первой эмиграции с его колебаниями начала 1860-х гг., во многом вызванными холодным приемом его федеративной концепции в различных кругах славянской, немецкой и венгерской общественности.
В сравнении с национальной программой левого крыла польского общественного движения воззрения Бакунина представляют собой более радикальную, масштабную систему, которая, однако, грешит абстрактностью, недоконченностью и противоречивостью. Несмотря на это, бакунинские взгляды составляли прочную базу для совместной революционной деятельности славянских народов. Отсутствие в идеях Бакунина шовинистических и националистических элементов определило интернациональный характер его революционных акций в 1848—1849 годах.
К данному кругу вопросов примыкает и религиозная проблема, занимающая немалое место в теоретических выкладках различных польских революционных формирований и Бакунина. Отношение к христианству являлось одной из наиболее радикальных сторон мировоззрения ПДО, показателем чего являются многочисленные обвинения в «атеизме», «космополитизме» со стороны противников организации. Наибольший вклад в разработку религиозного вопроса в ПДО внес Яновский. В его работах с особой силой подверглись критике основные догматы католицизма, его организация и историческая роль. Идеология ПДО отвергает религиозный фанатизм, пропаганду исключительности католической религии.
В этом отношении со взглядами лидеров Централизации прямо перекликается позиция Лелевеля. По их мнению, именно костел явился одной из главных причин падения Польского государства в конце XVlII века246. Вековое господство иезуитов способствовало войнам и угнетению, темноте простого народа и упадку культуры247. Особо острой критике подвергалась политика Ватикана, его влияние на жизнь католических стран. «Демократа польски» неоднократно нападал в 1840-е гг. на политику папы Григория XVI, призывавшего поляков к по-
113
слушанию угнетателям Польши и встречавшегося в конце 1845 г. с Николаем I248. Отказ от догматического католицизма не означал однако какого-либо разрыва даже самых радикальных членов ПДО с христианской традицией.
Гуманистическая «новая религия», которую идеологи ПДО выдвигали в качестве одной из основ своей деятельности, предполагала по сути очищение христианства от наиболее одиозных догматов249. «Христианизм, Европа, славянство и цивилизация требуют Польши», — подчеркивалось в августе 1846 г. на страницах центрального органа ПДО; христианская цивилизация прямо отождествляется в представлениях демократов с осуществлением демократии250.
