Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
Нам представляется, что Бакунин конкретно представлял себе задачи своей «Исповеди» в условиях, когда HI Отделе-
2*
35
нию были известны многочисленные достоверные подробности его европейских похождений, а также материалы саксонского и австрийского следствий. На этом основании Бакунин искусно сконструировал систему фактов и доказательств, которые поданы в приемлемом для императора духе, что проявляется в подчеркнуто антинемецком содержании «Исповеди». При этом Бакунин находит способ для меткого обличения существующего строя, бросая резкие обвинения режиму Николая I в документе, прямо адресованном самодержцу. Все это искусно вправлено в покаянную форму с неизбежными для нее заведомой ложью, трудноуловимой полуправдой и многочисленными умолчаниями.
Указанные особенности решающим образом отразились на тех страницах «Исповеди», где «кающийся грешник» повествует о своих связях с поляками и их общественным движением. Эти данные требуют тщательной проверки и являются далеко не полными: в соответствии с избранной линией повествования Бакунин раскрывает царю лишь хорошо известные тому имена и факты, в результате чего Николай, А.Ф.Орлов, И.Ф.Паскевич и их подчиненные не узнали ничего нового о связях «отставного прапорщика» с польскими деятелями. «Ведь на духу никто не открывает грехи других, только свои... нигде не был я предателем... и в Ваших собственных глазах, государь, я хочу быть лучше преступником, заслуживающим жесточайшей казни, чем подлецом»104. Обращение к польским сюжетам «Исповеди» позволяет утверждать, что бакунинское «покаяние» оказывается причудливо переплетенной смесью «правды и вымысла» (см. гл. II и III); ввиду этого некорректно подходить к этому документу «вообще», руководствуясь заезженными исходными посылками из арсенала науки 1920-х — 1930-х годов.
«Исповедь» принадлежит к достаточно обширной группе источников судебно-следственного характера; достоверность многих ее положений может быть выявлена в сравнении с другими документами такого же происхождения — материалами следствий, проводившихся саксонской и австрийской следственными комиссиями в 1849—1850 годах. Их публикация осуществлена Полонским, Пфицнером, Чейханом; некоторые коррективы внесены в итоге поисков историков быв-
36
шей ГДР и М.И.Михайлова105. В целом эти материалы служат существенным дополнением к «Исповеди», хотя расхождений в данных немного (Бакунин рассчитывал на то, что III Отделению хорошо известны его предыдущие показания). Судя по всему, Николай I вполне удовлетворился материалами следствий и «Исповеди», в результате чего новых допросов Бакунина не последовало (угасла и польская линия проводимого разбирательства).
Чрезвычайно близко к этим документам стоит «Защитительная записка» Бакунина его адвокату Ф.Отто 1-му, так им и не использованная в материалах саксонского и австрийского следствий.
Все эти документы содержат ценные данные, касающиеся деятельности Бакунина в польской среде, причем именно тех ее сторон, которые всплыли в ходе следствий. Тактика Бакунина при этом предполагала строжайшее соблюдение двух условий: 1) никоим образом не компрометировать людей, знакомых ему по совместной революционной деятельности; 2) обращать всякое следствие в средство пропаганды революционных взглядов106. Достоверность и полнота сообщаемых им фактов в судебных документах достаточно относительны.
Для раскрытия сущности радикальной программы Бакунина 1840-х гг. определяющее значение имеет его публицистика. Его статья «Реакция в Германии» (напечатана в октябре 1842 г. в «Немецких ежегодниках» Арнольда Руге), выступления во французских газетах «Реформа» (январь 1845 и март 1848 гг.) и «Конституционнель» (март 1846 г.), в «Дрезденер цайтунг» (конец 1848 — начало 1849 гг.) обозначили существенные этапы его мировоззрения. Мастерство Бакунина-оратора проявилось в его известных речах на польских митингах 29 ноября 1847 г. и 14 февраля 1848 г. (содержание последней известно только по «Исповеди», хотя ее полный текст планировалось напечатать в «Дойче Брюсселе цайтунг»)107. В них Бакунин впервые выразил во всей полноте сущность своей революционно-демократической программы, неотъемлемой частью которой являлась идея практического сотрудничества радикалов России и Польши.
Для изучения отношений, соединявших Бакунина и польских деятелей, важно его эпистолярное наследие. Письма
37
представляют собой источник с повышенной степенью достоверности (по сравнению с документами судебно-следственного характера), что позволяет существенно дополнить общую картину деятельности Бакунина в 1840-е годы. С другой стороны, свойственная ему склонность к «дипломатничанью» требует достаточно осторожного подхода к оценке адекватности отраженных в них событий, что особенно касается посланий, адресованных лицам, не допущенным в ближайший круг его единомышленников и друзей. Среди его адресатов — А. Руге, А. и М.Рейхели, Г. и Э.Гервеги, Л.Фохт, Жорж Санд, П.В.Анненков. Во второй половине 1840-х гг. Бакунин придает гораздо меньшее значение переписке с прямухинским семейством, которая малоинформативна в части повествований о подробностях его европейских похождений.
