Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов Том 5 - Бартольд В.В.
Скачать (прямая ссылка):
В Самарканде, однако, насколько известно, не было речи о литературе на турецком языке; при дворе ханов жили и пользовались их покровительством персидские поэты 32. Более благоприятное положение для
28 Нершахи, изд. Шефера, 2.
29 Сам'ани, изд. Марголиуса, л. 50b, s. v. ^-UaaNJI.
30 Рук. Кёпрюлю 1152.
31 Barthold, The Bughra Khan mentioned in the Qudatqu Bilik; <см. ниже, стр. 42j>.
32 См. особенно рассказ о Хизр-ханс и его придворных поэтах: Низами Арузи, Чахар макала, изд. Казвини, 46; пер. Брауна, 52; <(ср. Низами Арузи, Собрание редкостей, пер. Баевского—Ворожейкиной, 77—79>.
Лекция VII
113
создания мусульманской литературы на турецком языке было в Кашгарии,. хотя и туда проникло персидское влияние, постепенно усиливавшееся; еще в XVII в. в Кашгарии было составлено историческое сочинение на персидском языке, причем с такими синтаксическими ошибками, которые ясно показывают, что этот язык не был для автора ни родным, ни привычным 33.
В 462/1069-70 г. была написана в Кашгаре для местного хана уроженцем города Баласагуна Юсуфом, занимавшим придворную должность хаджиба, дидактическая поэма на турецком языке под турецким заглавием Кутадгу билик, т. е. «Знание, делающее счастливым» или «Знание, достойное царей»; слово кут 'счастие' часто употреблялось, в том числе и в самой поэме, в смысле современного 'величество', для обозначения царского звания. Этого рода литература, т. е. поучительные произведения об обязанностях государей, сановников и т. п., издавна была популярна на Востоке, в том числе и в иранском мире; самое ценное в таких произведениях — рассказы о событиях из истории или легенды, которыми подтверждаются или объясняются те или другие теоретические наставления. Именно этого элемента в произведениях Юсуфа Баласагунского нет совсем. Им не выводятся никакие исторические лица; его царь (илиг) — только безжизненная аллегорическая фигура, олицетворяющая справедливость; другие достоинства олицетворяются везиром, его сыном и братом. Вследствие этого Кутадгу билик стоит гораздо ниже своих персидских образцов 34.
В предисловии говорится, что у арабов и таджиков книг много, тогда как на турецком языке книг не было совсем. Из этого видно, как быстро были забыты после принятия ислама памятники буддийской, манихей-ской и христианской литературы на турецком языке. Очевидно, та турецкая мусульманская поэзия, о существовании которой мы узнали из сочинения Махмуда Кашгарского, еще не вызвала появления книг. Литература должна была появиться именно в Кашгаре, где население самого города говорило, по словам Махмуда, на «турецком хаканском языке», самом красноречивом 0*^|) из турецких наречий, тогда как языком сельских местностей за Кашгаром был кенджекский язык, т. е. язык местного, первоначально нетурецкого, но отуреченного населения 35.
Остается вопрос, насколько Кутадгу билик было связано с турецкими традициями по стилю и форме изложения и насколько оно могло оказать влияние на современников. Кутадгу билик дошло до нас в трех рукописях, одной уйгурским алфавитом, написанной в 1439 г. в Герате, и двух арабским алфавитом, из которых одна была найдена в Египте, другая — в Фергане. Возбуждает до сих пор споры вопрос, как писал свой труд
33 Валндов, Восточные рукописи, стр. 313 и сл.
34 <0 Кутадгу билик см. Малов, Памятники, стр. 224, 299—302; текст и перевод отрывков — стр. 224—298; библиография — стр. 302—304).
35 Махмуд Кашгарский, I, 31. 8 В. В. Бартольд, т. V
114
Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии
сам автор, уйгурскими или арабскими буквами 36. Самое заглавие и употребление слова куш в смысле 'величество' показывают, что в Кашгаре мусульманское и в частности персидское влияние не успело вытеснить турецкие традиции даже из области придворной жизни. Заглавие Купгадгу билик мы потом снова встречаем в монгольскую эпоху; так назывался сборник изречений, приписывавшихся Чингиз-хану 37, на который, как и на Ясу, ссылались как на источник действовавшего в монгольской империи и в государствах, образовавшихся после ее распадения, права. Из слов автора XV в. Ибн Арабшаха можно заключить, что название Купгадгу применялось и к употреблявшемуся монголами уйгурскому алфавиту, причем Ибн Арабшах ошибочно сближал это слово с названием племени, из которого вышел Чингиз-хан (Ибн Арабшах читал по ошибке и1х» вместо оиь*)38. Было высказано мнение, что уйгурский Купгадгу билик Богра-хана мог, по крайней мере по заглавию, оказать влияние на монголов и вызвать появление Купгадгу билик Чингиз-хана 39. После издания труда Махмуда Кашгарского уже не подлежит сомнению, что подданные Караханидов не называли себя уйгурами и что для Юсуфа Бала-сагунского язык, на котором он писал, не был уйгурским 40; столь же невозможно, чтобы такое произведение, как Купгадгу билик Богра-хана, проникнутое духом ислама, могло быть усвоено уйгурами, остававшимися буддистами и христианами и впоследствии оказавшими влияние на монголов.
Из слов Махмуда Кашгарского не видно, знал ли он произведение Юсуфа Баласагунского, написанное всего за два года до того, как он приступил к своему собственному лингвистическому труду, в котором он, по его собственным словам, не имел предшественников. Покойный Мартин Хартманн видел разницу между Юсуфом Баласагунским и Махмудом Кашгарским в том, что первый примыкал к придворным кругам, второй — к традициям народной поэзии 41. Едва ли это мнение справедливо. Мы видели, что среди стихов, приведенных Махмудом Кашгарским, есть образцы придворной поэзии; с другой стороны, Юсуф Баласагунский пользовался для своих дидактических целей и народной мудростью. В Купгадгу билик есть отдельные места, в которых выражаются теми же словами те же мысли, как в образцах народной мудрости, приведенных в книге Махмуда Кашгарского. Каждому, читавшему Купгадгу билик, напомнит об этом произведении приведенная у Махмуда Кашгарского пословица:
