Античный полис (проблемы отечественной и всеобщей истории) - Андреев Ю.В.
Скачать (прямая ссылка):
Тацит заканчивает общей сентенцией, что у гермашцев никто не смеется над пороками, а развращать других и развращаться самому не называется жить в соответствии с духом времени. Таким образом, мы видим картину первозданной чистоты и целомудренности нравов у германцев Цезаря и Тацита, пребывающих во многом в блаженном состоянии золотого века.
Для сравнения можно привести также идеализированные описания древних римлян и древних евреев. Eto'fpovec о’ Tjtnov y.at mma арютої ol apyaioi fPuijxaioi, — говорит Афиней (VI, 105—109), цитируя Посидония. Затем он дает длинное описание римской добродетели: «Хранили отцовские законы
и, ведя умеренный образ жизни, берегли обычай государства. Ибо характерно для умных людей оставаться верными старинным устремлениям, благодаря которым, ведя войну, они завоевывали других... Идущими же от отцов у них были, как говорит Посидоний, выносливость в трудах и простой образ жизни, и жизненными благами они пользовались весьма умеренно» (Athen., VI, 105—109). Все это так же хорошо подходит к германцам Цезаря, как и древним римлянам.
Евреи у Страбона ог/аютгра^ооу-зс xat 6єоаг(Згї<; щ (Strabo, XVI, 2, 37), мизийцы, благочестиво воздерживающиеся от сырого мяса и мирно живущие на меде, молоке и сыре, тоже названы бєооєрвїс, в то время как фракийцы, остающиеся неженатыми, почитаемы и живут в свободе от страха (Strabo, VII, 3, 3).
Подобные высказывания помогают понять религиозную и
21 Piggott S. Op. cit., р. 102.
135
моральную концепцию, которая лежит в основании германской этнографии Цезаря. Многие из этих идей были общими местам» в течение долгого времени до Посидония. Многие из них выросли через в ли я/ни е Платона и философов-киников и были канонизированы в очерках об идеальных государствах, где идеализировались ToVOi; и Хіт6тт]<; спартанцев и критян (Исократ и его школа). Прославление аскетизма и простоты жизни было характерно и для эпикурейцев, и для стоиков и вытекало из философской мысли четвертого столетия (Arist., Pol., VII, 1335а 24).
Из 22-й главы VI книги «Записок о галльской войне» мы узнаем новые весьма важные для теории золотого века положения о жизни германцев: «Ни у кого из них нет определенных земельных участков и вообще земельной собственности; но власти и князья каждый год наделяют землей, насколько и где найдут иужным, роды и объединившиеся союзы родственников, а через год заставляют их переходить на другое место.
Этот порядок они объясняют разными соображениями, а именно: чтобы в увлечении оседлой жизнью люди не променяли интереса к войне на занятия земледелием, чтобы они не стремились к приобретению обширных имений и люди сильные не выгоняли бы слабых из их владений, чтобы люди не слишком основательно строились из боязни холодов и жары, чтобы не нарождалась у них жадность к деньгам, благодаря которой возникают партии и раздоры, наконец, это лучшее средство управлять народом путем укрепления в нем довольства, раз каждый видит, что в имущественном отношении он не уступает людям самым сильным». Два положения, появляющиеся в 22-й главе, — простой образ жизни и отсутствие частной собственности — оба стоят в центре круга идей о золотом веке, как мы видели у Сенеки (Sen. Ep., 90).
Таким образом, германцы, предлагающие картину жизни племен еще примитивных, где физическая жизнь интенсивна, сексуальная мораль близка к природе и чиста, где полукочевоґі образ жизни суров, где употребляют простую пищу охотников, іде происходит ежегодное перераспределение земель, представляют «золотое» прошлое кельтов, согласно воззрениям стоиков.
А кельты Диодора и Страбона, галлы Цезаря представляют общество более цивилизованное, разделенное на классы, где жречество играет важную роль, где семьи имеют переходящее по наследству состояние, дочери имеют приданое, а умершие— прекрасные похороны (В. G., VI, 19). По теории стоиков о происхождении и культурном развитии рода человеческого, в таком уже цивилизованном обществе должны проявиться черты религиозного и политического вырождения по сравнению с предшествующей, прекрасной первобытной дикостью.
Таким образом, та интенсивная по окраске картина жестокости їй бесчеловечности кельтов, а также недостатков, свойсг-
136
репных их темпераменту и характеру, которую мы видели у Диодора, Страбона и Цезаря, является до некоторой степени иллюстрацией этого положения теории стоиков. Это не значит, что какие-то факты выдуманы. Так, человеческие жертвоприношения несомненно существовали у кельтов: для их уничтожения понадобились законодательные акты императоров Тиберия (Plin. N. H., XXX, 4, 13) и Клавдия (Suet. Claud., 25). Просто при изложении этого материала акценты расставлены в соответствии с философскими воззрениями авторов.
Хотя, с одной стороны, идеи стоиков усилили настроение «жесткого примитивизма», которое пронизывает кельтскую этнографию посидониевской традиции, однако, с другой стороны, эти же идеи определили черты «мягкого примитивизма», имеющиеся в одном из разделов этой этнографии. Это раздел, посвященный друидам. По теории стоиков, золотой век еще не совсем покинул кельтов, хотя они уже до некоторой степени приобщились к цивилизации. Отблеск золотого века покоится на их друидах — великих мудрецах, философах, справедливейших судьях.
