Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения - Кондратьев Н.Д.
ISBN 5-282-02181-1
Скачать (прямая ссылка):
Разумеется, в разные периоды времени популярными оказывались различные теории. К 20-м годам утратили былую привлекательность теории, связывающие цикл с системой распределения, большее распространение получили теории, связывающие цикл с особенностями производственного процесса — высокой степенью окольности, нововведениями, существованием денег. При этом практически никто из экономистов не придерживался какой-либо точки зрения в ее чистом виде — при объяснении цикла обычно в той или иной степени упоминались несколько факторов. Кроме того, экономисты часто оказывались единомышленниками по одним вопросам и противниками по другим.
Все это многообразие теорий циклов определяло интеллектуальный поток, в который вливались идеи Кондратьева. В качестве причины циклических колебаний Кондратьев, как известно, называл изменения в объеме и качестве основного капитала, вызванные нововведениями; картину циклического процесса он выводил из взаимосвязанности отраслей и продолжительности периода производства и функционирования соответствующих элементов основного капитала, а также условий на рынке ссудного капитала. Последние зависели от институциональных факторов — распределения доходов, влияющего на динамику сбережений, и принципов деятельности банков. Таким образом, если признать возможность классификации теории больших циклов в соответствии с принципами, установленными для обычных деловых циклов, и если использовать классификацию Хансена, то концепция Кондратьева может быть отнесена, хотя и с оговорками, ко второй подгруппе первой группы теорий вместе с теориями Туган-Барановско-го, Шпитгофа, Шумпетера, Касселя. При этом следует учитывать, что Кондратьев использовал некоторые элементы денежных теорий, представленных в работах Жюгляра, Сиджуика, Гиффена, Хоутри, Вебле-на и др.
Очевидно, что многие проблемы, которые поднимались в связи с указанными теориями, в определенной степени имеют отношение и к концепции Кондратьева. Например, критика идеи свободного денежного капитала у Туган-Бараиовского и представления о процентной ставке как определяющем факторе верхней поворотной точки у Касселя могла быть отнесена в определенной степени и к Кондратьеву. Однако подобная критика не могла быть особенно важной для него. Дело в том, что свою основную задачу в области исследования цикла, по крайней мере на начальном периоде исследования — т.е. в 20-е годы, Кондратьев видел не в создании исчерпывающей теории, или модели, воспроизводящей механизм цикла, а в изучении фактического движения конъюнктур и в связи с этим в определении круга показателей, представляющих конъюнктуру, и наполнении их статистическим содержанием. И заслуга Кондратьева ие столько в объяснении (заметим, весьма схематичном) того, как импульс, идущий от появления и внедрения принципиальных нововведений распространяется в экономике и приводит к возникновению кумулятивного процесса, какие обстоятельства вызывают остановку этого процесса и как формируются условия нового подъема (здесь он во многом повторяет Туган-Бараиовского, Касселя, Шпитгофа), сколько в формировании эмпирической базы, из которой проистекает и на которой основывается гипотеза больших циклов. Именно так он определял свою задачу в докладе о "Больших циклах", и здесь нам опять приходится вернуться к методологическим дискуссиям.
Речь идет о споре между сторонниками теоретического и эмпирического подходов к проблеме цикла, в котором прямо или косвенно принимали участие практически все упоминавшиеся выше экономисты.
Как и в знаменитом споре о методе, лидерами сторонников теоретического подхода были представители австрийской школы — Мизес и Хайек, к ним в данном вопросе присоединялись Шумпетер, Джевонс, Викселль, А. Лёве, отчасти Маршалл. Место исторической школы заняли ученые, принадлежащие к различным направлениям, прежде всего американские институционалисты Митчелл1 и Дж.М. Кларк, а также французский статистик К. Жюгляр, немецкий экономист Ф. Луц и др.
Эмпирический подход к анализу цикла, который отстаивал Кондратьев, был провозглашен Жюгляром еще в середине XIX в. Как отмечает Шумпетер, Жюгляр написал "великую книгу фактов" и высказал принципиальную идею (наряду с другими, например, о внутренней связи фаз цикла, выразившейся в знаменитом и многократно впоследствии повторяемом утверждении, что единственной причиной депрессии является процветание) о том, что интерпретация, т.е. теория, может быть только порождением фактов. Впоследствии Митчелл не только подтвердил эту позицию, но предложил расширить область рассмотрения, включив институциональные и психологические факторы (которые при ином подходе попадали в разряд прочих равных). Он также сформулировал тезис о принципиально волнообразном характере экономических процессов и тем самым сделал важный шаг в сторону реалистического экономического анализа и придания экономической теории динамического характера.
В работе "Экономический цикл" (1913 г.) Митчелл выступил против теории в классическом смысле слова — как логически строгой схемы, выведенной из нескольких базисных аксиом, полученных главным образом интроспективно, и претендующей на, пусть и схематическое, исчерпывающее отражение основных черт того или иного явления. При этом был поднят и еще один вопрос. Если признать правомерность построения теории на основе универсальных гипотез, то — поскольку последние относятся к поведению человека и ие могут относиться ни к чему иному, встает вопрос о правомерности использования агрегированных статистических показателей. Поскольку в тот период статистические данные были исключительно данными об агрегированных показателях, возникала коллизия: либо статистическое наполнение, либо дедуктивная теория. И Митчелл сделал выбор в пользу эмпирики. Далее, он полагал, что только эмпирические исследования могут выявить сам объект исследования. Это не означало, что Митчелл в принципе отрицал теорию. "Теория экономических процессов сама по себе, — писал о позиции Митчелла Шумпетер, — должна оставаться теорией, но ей надлежит стать теорией, построенной на базе результатов тщательного осмысления реального поведения и — так как он ие исключал в принципе ни интроспекции, ни психологической интерпре-
