Россия 20 век. Документы - Яковлев А.Н.
ISBN 5-89511-005-3
Скачать (прямая ссылка):
Председательствующий тов. Суслов. Объявляется перерыв.
После перерыва
Председательствующий тов. Суслов. Слово имеет тов. Ворошилов.
Ворошилов. Товарищи, я попал, можно сказать, в весьма своеобразное положение — в положение без вины виноватого. Но по мере того, как здесь выступали товарищи, по мере того, как мне становится уже совсем ясным положение с так называемой антипартийной, заговорщической группой, по их собственному признанию, я не могу дальше сидеть и молчать, потому что накапливаются элементы вины, и я уже становлюсь не без «вины», а с «виной» виноватым.
Как же случилось, что заговорщическая группе, которая себя тек отрекомендовала, могла меня, человека, ни в каких заговорщических группах никогда не участвовавшего, и, имею честь доложить, участвовать и впредь не собираюсь, да и времени уже осталось мело (смех), как же, повторяю, получилось, что эта антипартийная группе сделала меня причастным к ней? А получилось это потому, что я слишком был убежден и уверен, что разговоры наши о необходимости поговорить в Президиуме ЦК откровенно, начистоту, с тем чтобы улучшить взаимоотношения и условия работы в нашем узком составе (небольшой ведь состав Президиуме), чтобы не было всех тех неприятностей, которые время от времени возникали, были искренними, честными. Разговаривали не эту тему и только об этом, и не раз. Мое полуторамесячное отсутствие тоже сыграло известную роль. За последнее время группировщики, очевидно, сговаривались между собой, спелись, я ничего этого не знал. Мне об этом не сказали, а если бы сказали, я бы их послал к чертовой бабушке, и на этом дело бы кончилось. Однако разговоры мои с Молотовым, Кагановичем и один раз, кажется, с Маленковым вращались только вокруг вопроса об улучшении взаимоотношений в Президиуме ЦК.
В Президиуме ЦК мы начали обсуждать обычный, я бы сказал, невинный, с моей точки зрения, вопрос. Но уже не первом заседании Президиуме этот вопрос
* вроде как пророк, как Иисус Христос
вышел за обычные пределы; речи были так длинны, так страстны и сумбурны, что тут уже все перемешалось. И все же я прямо должен сказать, что лично был убежден, уверен, что все эти разговоры, страсти закончатся в Президиуме ЦК. Я даже высказал ту мысль, хорошо, мол, что собрались, наконец высказались все полностью и теперь вопрос будет исчерпан. Оказалось, совсем не так. Именно, будучи этак настроенным, я и воспринимал все по-своему, не допускал мысли о чем-либо подобном тому, что произошло на деле. Дорогие товарищи, теперь я вижу, что виноват, глубоко извиняюсь и каюсь в моем страстном, я бы сказал, в нервозном восприятии появления членов ЦК на заседании Президиума Центрального Комитета.
Я ничего такого не только подпольного, не только заговорщического, но просто-напросто чего-то такого неприемлемого, непозволительного, неприличного не видел в том, что у нас происходило. Отсюда и мое реагирование, нехорошее, большевику не свойственное. Но я ведь повторяю, дорогие товарищи, поверьте мне, я не подозревал, что здесь кроется нечто больше того, о чем я думал; поговорим между собой откровенно, по душам, и кончим.
На заседании Президиума ко мне подошел тов. Жуков и говорит: скажи, что происходит? Я ответил: черт его знает. С моей точки зрения, как будто бы ничего серьезного. Я лично ничего не хочу, как только немного улучшить наше положение, привести все в порядок, чтобы не было никаких недоразумений на заседаниях Президиума ЦК. Было так, тов. Жуков?
Жуков. Было.
Ворошилов. Я так сказал тов. Жукову и другим говорил то же самое, когда кончилось заседание, тов. Поспелову, не помню, кажется, и тов. Беляеву — я ничего не хочу. Давайте кончать. И больше того, Никита Сергеевич на мое такое заявление сказал: я с этим согласен. Вот как получилась эта неприятная история.
Век живи, век учись, и можно оказаться в конце концов идиотом (смех), не понявшим существа дела, скверного, вредного дела.
Я говорю откровенно. Я, товарищи, полностью согласен с тем, что было здесь сказано. Кое-что было сказано резко, было некоторое перебарщивание. Но вопрос настолько важный с партийной точки зрения, настолько серьезно и остро поставлен на Пленуме ЦК, что эти перебарщивания, эти речевые перегибы естественны, они неизбежны. Поэтому я еще и еще раз заявляю, что к группе не только не принадлежал, но даже не знал о ее существовании.
Я знаю Молотова давно, я знаю также Кагановича. Мы были и приятелями и часто ругались, расходились по некоторым и большим и малым вопросам и все-таки снова мирились. Я не думал, что они (а они умные люди, старые большевики, но, может быть, немножко запутавшиеся, но все-таки умные люди), я не мог себе представить, чтобы можно было теперь, в наших условиях, какую-то сколотить группу и на что-то рассчитывать. Слушайте, ведь этот Пленум, он решает все вопросы, он является руководящим органом нашей партии.
Голоса. Правильно.
Ворошилов. Если бы даже удалось семерке, как вы правильно подсчитали (с м е х), «переворот» свершить, это же курам на смех, какой, к черту, переворот? Даже если бы он произошел, то пришли бы сюда члены ЦК, Пленум и здесь перевернули бы вверх ногами «переворотчиков» и выбросили вон из этого зала. (С м е х). И весь «переворот» тут же кончился бы.
